Воины выстроились в боевом порядке, а Сильвий, их декурион, выступил на несколько шагов вперед, чтобы передать префекту пароль.
– Удали твоих солдат, – повелел префект. – Мне нужно переговорить с тобой о важном деле.
Когда декурион исполнил поручение, Сабиний отошел.
– Надеюсь, друг, я могу довериться твоей преданности.
Сильвий приложил руку к груди и поклонился.
– Моя жизнь к твоим услугам, господин, – ответил он просто.
– Даже если мои повеления опасны и трудны?
– Повелевай.
– Так слушай. Сегодня или, может быть, завтра будет просить входа в эти ворота один иудей, молодой человек с тонким лицом, одетый в платье галилейского купца; с ним будут два спутника. Ты впустишь его, но только ночью и так, чтобы никто не видал. Тогда же проведи его прямо ко мне и вели дать мне знать через Лепида, моего раба, если меня не будет дома.
– А если чужестранец откажется от моих услуг? Ты ведь знаешь, как иудеи нам, римлянам, не доверяют?
– Тогда шепни ему одно имя, и он последует за тобой.
– Какое имя, господин?
Флавий Сабиний оглянулся на свою свиту. Они были достаточно далеко, и все-таки префект наклонился к декуриону и чуть слышно шепнул ему.
– Иоанн из Гишалы.
Сильвий отшатнулся с ужасом.
– Галилейский мятежник?! – воскликнул он. – Ты хочешь оказать содействие приверженцу врага римлян?
– Не так громко, Сильвий, – тревожно сказал префект. – Конечно, это так, как ты говоришь, но ведь дело идет о войне. Сюда явится Регуэль, сын Иоанна. Ты поражен? Пойми, в чем дело. Помнишь, мы как-то бродили с тобой по улицам Клавдиевой колонии?
– Да, и ты скрылся потом в саду Иакова бен Леви, еврея, торгующего оливковым маслом, – сказал Сильвий с усмешкой. – Я ведь тогда был верным часовым, охранявшим Флавия Сабиния, которого ждали там нежные девичьи объятия…
– Да ты разве знал? – пробормотал Флавий удивленно.
Сильвий усмехнулся.
– Римский солдат, – сказал он шутливо, – имеет не только глаза, чтобы видеть, но и уши, чтобы слышать. А сквозь шелест листьев мне слышался иногда серебристый девичий смех.
– Я этого не отрицаю, – ответил Флавий Сабиний, – да, я там виделся с иудейской девушкой. Как это случилось, я тебе объясню потом. Моя просьба имеет отношение к той девушке. Регуэл, сын Иоанна из Гишалы, ее брат.
– А он едет за ней…
– Да. Если бы жители Птолемаиды или кто-нибудь из любимцев цезаря узнали, что дочь мятежника среди нас….
Он не договорил. Его лоб нахмурился при мысли об опасности, которой подверглись бы Саломея и Тамара, если бы Этерний Фронтон узнал о них.
– Если девушка красива, тем хуже. Иудейки в цене. Потому, господин, поторопись спрятать для себя красотку, – посоветовал Сильвий.
Флавий Сабиний изумленно взглянул на него. Внезапная краска залила ему щеки.
– Не полагаешь ли ты, что у меня что-нибудь дурное в мыслях? Помоги же мне…
Вдруг с другой стороны ворот послышалась громкая перебранка. Они поспешили туда.
Старик, лежавший в кустах, дотащился до часового и там опять упал в изнеможении. Солдат с ругательствами ударил его копьем, чтобы заставить его подняться: приближалось идущее из города длинное шествие. Посредине шли рослые рабы и несли открытые носилки. В них Флавий Веспасиан отправлялся в укрепленный лагерь ожидать прибытия своего сына Тита. По донесениям, принесенным гонцами, Тит должен был вскоре прибыть по дороге, шедшей вдоль морского берега из Александрии, через Пелузий, Газу, Ябнеель и Цезарею.
– Прочь с дороги, иудейская собака! – выругался солдат и всадил конец копья в ногу старика, который вскочил, захрипев от боли. – Если бы я знал, что ты, как и все ваше гнусное племя, живуч, как кошка, я бы уже давно своим копьем избавил тебя от мучений…
Он собирался нанести второй удар копьем, но Флавий Сабиний удержал его.
– Как ты смеешь, Фотин? – крикнул префект, дрожа от гнева. – Разве ты не знаешь, что Веспасиан справедлив ко всем.
Солдат с изумлением взглянул на него.
– Но, господин, – сказал он удивленно, – ведь это иудей.
– Будь он тысячу раз иудей, он все-таки человек. И вот что я тебе скажу. Если ты хочешь уберечь себя от фустуария[1], возьми этого иудея, которого ты так презираешь, и отнеси в караульный покой. Там я перевяжу его раны.
– Я свободный гражданин, – проворчал Фотин, заложив руки за спину.
Лицо префекта побагровело.
– Ты солдат, и теперь военное время! Отними у него оружие, Сильвий, – приказал он. – И скажи Центуриону, чтоб его отправили таскать тюки….
Сабиний наклонился к раненому; только слабое дыхание обнаруживало присутствие жизни в теле.
1
Позорное наказание, состоявшее в ударах плетью. В мирное время ему подвергали только рабов