— Э нет, брат, — возразил Акива твердо. — Я так не могу. Мы с тобой сейчас сядем за столик в какой-нибудь приличной столовой, а может быть, и в ресторане, закуски спросим. Все чин чином. Так-то лучше будет. Повестку дня утверждаем?
Парень махнул рукой:
— Мне все едино. Против — нет, воздержавшихся — нет. Принято единогласно.
По тому, как парень небрежно, даже с некоторым равнодушием разливал коньяк, нисколько не заботясь, чтобы рюмки были наполнены на одинаковом уровне, Акива понял, что его случайный знакомый такой же питух, как он сам. Что-то необычное было в этом человеке. Так слово за слово и парня потянуло на откровенность. В семье нелады, с молодой женой никак язык общий не найдет, по ночам досаждает дите. Словом, карусель такая, что спасу нет.
— Характерами не сошлись, — хмуро говорил парень, поглядывая на коньяк, схожий по цвету с круто заваренным чаем. — Бежать надо куда глаза глядят.
— Да, брат, скрутила тебя беда, — с пониманием отозвался Акива. — А ты того, не робей. Ко всякому она дорогу найдет. Как говорится, чужую беду руками разведу. Так и с тобой… Встревать в твои дела чужому человеку никак нельзя. Тут каждый сам перед собой ответчик. Только знай, из любого горя всегда есть два выхода. Либо туда, либо сюда. Я тебе про себя расскажу.
Акива начал издалека, не торопясь, не скупясь на подробности. Но незаметно разволновался, стал перескакивать с одного на другое, забегать вперед… Словом, горячился.
Парень же поначалу слушал рассеянно, думал о собственных обидах, невысказанных словах. Однако постепенно до него стал доходить смысл Акивиного рассказа. Свои беды как-то отступили, их вытеснили чужие. Странное дело, но история Акивы, человека неизвестного, случайного, воспринималась как своя собственная. Он будто сроднился с ней. Хотя какая это история… Обыкновенная, у каждого такое может случиться.
— Не знаю, брат, что тебе поможет, а меня из беды выручила сама же беда, — улыбнулся Акива.
Рассказывал он не очень гладко, словно пробуксовывал. Временами ему самому казалось, что он будто тесто месит в кадке, как когда-то это делала мать. Ну что ж, пусть тесто… Зато Акива видел, как его рассказ увлекал парня, задевал за живое. Не исключено, что этот странный парень даже все это довольно хорошо себе представлял. Может, он все это видел…
Например, видел, как на гребне широкого оврага, где стоит мебельная фабрика Акивы, еще совсем светло, но чуть пониже снег уже подернут голубизной. Видел нагую старую березу, что бесстыдно раскинула ветви. Одиночество и невзгоды сделали свое дело — ствол ее почернел и огрубел. Видел он и Акиву в закатных сумерках.
Сидя за рабочим столом, не поднимаясь, мастер протянул руку и привычно нащупал на стене выключатель. Свет залил тесную конторку — словно раздвинул ее стены. За небольшим окном сразу стало как-то темно. Только между ветвями рябины, на смерзшихся красных гроздьях вспыхнул отраженный свет.
Мастер минуту глядел на рябину, на снег, тяжело вздохнул, отвернулся от окна. Ему, мастеру Акиве, надо было срочно выписать наряды на следующий день. Это для столяров. Машинально он придвинул к себе бланк, щелкнул ручкой, вывел фамилию — Аронов. Эта фамилия как раз и заставила его вспомнить о сыне: Арику исполнилось тринадцать лет. В суматохе дня чуть не забыл о дне рождения наследника.
Через распахнутую дверь конторки из цеха врываются точно охрипшие за день голоса лучковых пил. Сердито, устало ворчали рубанки. Ожесточенно ухали деревянные молотки. Рабочий день вообще-то закончился, но все оставались на своих местах. Это всегда так в последние дни месяца — всеми правдами и неправдами план должен быть выполнен. В такой спешке, в такой напряженке забудешь, как тебя зовут, не то что день рождения.
И все же он испытал горькое чувство то ли вины, то ли досады. На какое-то мгновение мастер задумался, подперев по привычке тяжелый подбородок шершавой рукой. Красным шнуром обозначился кривой шрам — от виска до нижней губы. Рывком выхватил он бумажник из бокового кармана, пересчитал деньги и, на ходу натягивая на себя полушубок, бросился к выходу.
Вдоль оврага, потом резко вверх… Так быстрее, хотя и опасно.
Ноги скользили по обледенелой тропе, расползались в стороны. Акива спешил к торговой площади. Три пота с него сошло, пока добрался он до магазина. Да еще этот ветер ноябрьский, колючий — тяжело дышать.
«Спорттовары» были переполнены, к прилавку пришлось проталкиваться локтями.
— Коньки. И ботинки к ним, — выдохнул Акива и добавил: — Сыну.
— Какой размер?
Размер? Да он понятия не имеет, какой размер. Бледнолицая продавщица уныло замечает: