— Ты уверен? — ответила бабушка внуку с беспокойством в голосе. — А может, кто-нибудь проспал и не услышал радио? Может, кто-нибудь прибежал в школу с отмороженными щеками? Кто тогда окажет первую помощь?
Они спускались по ступенькам в пальто, застегнутыми на все пуговицы, с заблаговременно приподнятыми воротниками, в которых почти полностью утопали меховые шапки. Открыть наружную дверь было не очень-то легко: снег, который сыпался всю ночь из неведомых кладовых, завалил ее почти наполовину. Леонтию пришлось хорошенько напрячься, несколько раз изо всех сил толкнуть ее, чтобы приотворить и просунуться наружу.
Привольный переулок весь, от начала до конца, тоже был укрыт снегом. Недолго думая, бабушка принялась было протаптывать тропу.
— Подожди, я сам! — остановил ее Леонтий. — Пахать снег не твое дело.
Бабушка попыталась возразить:
— Мои ноги лучше защищены.
— Разумеется, твои валенки на километр выше моих ботинок, эх ты… Разве так внука воспитывают?
— Ладно, ладно, сдаюсь. Один — ноль в твою пользу. Считай, что победил. Только, пожалуйста, сунь штанины в теплые носки.
Когда они выбрались из проулка на большую улицу, стало гораздо легче шагать и дышать. Снег под ногами заскрипел веселее, однако бабушка еще долго не могла успокоиться, волнуясь, как бы внук, весь потный от проделанной работы, не простудился. Она поминутно заставляла его поправить шарф.
Как часто бывает, когда ждешь с нетерпением трамвая, он непременно задерживается и на остановке собирается порядочная толпа. У бабушки не было привычки расталкивать локтями и лезть вперед. Леонтик хотел продвинуться поближе к рельсам, чтобы наверняка попасть в вагон, но как быть с бабушкой… И вдруг, когда уже издали донесся грохот трамвая, послышался возглас:
— Клара Борисовна, здравствуйте! Я вам помогу, айн момент.
Бабушка и Леонтий не сразу разобрались, кто окликнул, оглянувшись, они увидели высокого лейтенанта, который энергично пробирался к ним.
— Вы не узнали меня, Клара Борисовна? — улыбаясь спросил офицер с погонами летчика. — Я ваш пациент, в вашей школе учился, вашу — нашу школу окончил.
Шумно подкатил трамвай, лейтенант подхватил Клару Борисовну под мышки, приподнял и ловко поставил на верхнюю ступеньку. Леонтий тоже заскочил в вагон и протиснулся к ним.
— Ты же совсем недавно был вдвое меньше меня, — удивлялась бабушка, — как же тебе удалось так вымахать? На дрожжах, видимо, растешь?
— Возможно, Клара Борисовна, и не без помощи ваших уколов. И странное дело, вы нас кололи, нам бывало больно, и даже очень, а мы вас любили. И отчего это так?
И почему именно это воспоминание всплыло в памяти, непостижимо…
Довольно долго возились Давид Исаевич и Леонтий с железной оградой. Они почти не разговаривали, но одни и те же мысли одолевали обоих. Очень уж трудно привыкнуть к жестокой мысли.
— А может, опасность преувеличена?
— Дай бог, чтобы оказалось так. Но чувствую, что положение серьезное.
— Ну а бабушка? Понимает ли она, что с нею происходит?
— Боюсь, что да.
— Мужественная она, — произнес Леонтий с дрожью в голосе.
«Вырос сын», — подумал Давид Исаевич.
С боковой аллеи нежданно послышался голос Полины Наумовны:
— Тут, оказывается, бездельников нет.