Завертелось на полную.
Антон Григорьевич бросил свои попытки освоить матерщину и ругал монтажников длинными интеллигентными фразами. Монтажники злились, огрызались и просили не мешать им работать. После того как в прямом эфире “ВикиРусь” обвалились зрительские сиденья, да еще в секторе, в котором располагались прибалтийские гости, главреж принялся лично проверять все студийные декорации. По пятам за ним побитым псом следовал Вася, проглядевший некачественную сборку перед роковым эфиром.
Васю почему-то не уволили.
Зато после “конопляного” визита Мальникова в кабинет безопасника Вася перестал подмигивать и шептаться. Между ними повисло удушливое молчанье. Мальников догадался, что Александр Иванович сдал его Васе. Тупой старикашка!
Количество людей, отводящих от Мальникова глаза, достигло критического значения: Брагин, Антон Григорьевич, Вася. Да и безопасник частенько норовил сделать вид, что не заметил его или торопится. Все это злило и огорчало Мальникова — тем более что происходило именно тогда, когда он решил меняться и растить в себе победителя.
Поскольку наиболее напряженные фазы на кухне и в студиях не совпадали, Мальников, любивший в свободную минуту прогуляться по вотчине “смежников”, стал попадать в такие трудовые вихри, по сравнению с которыми срочное приготовление десяти блюд могло показаться чайной церемонией.
— Вторая камера этот план не возьмет! Сверху дотягивай!
— Депутат не приедет! Партийный запрет! Ищи кого-нибудь на замену.
— Неадекватным микрофон больше не давайте! Лично ответите! И как только их кастинг пропускает! Своих, что ли, не хватает, нормальных?
Несколько раз в разгар подготовительных работ Антону Григорьевичу звонили на “домашний” мобильник. Он нажимал на кнопку ответа, бросал в трубку: “Сейчас” и, зажав ее в руке, уносил куда-нибудь в сторонку, подальше от посторонних. Мальников не слышал того, что говорил главреж. Но по мимике, выражавшей крайнюю степень злобного беспокойства, по этим колюще-рубящим, мучительно ковыряющим воздух жестам понимал: звонят оттуда, из квартиры, в которой живут две женщины и кошка.
Горькие раздумья о Владе сменились игривой легкомысленностью, которая подхватила и увлекла прочь от меланхолических болот. Сложена Татьяна была не идеально — плечи широковаты, ноги могли бы быть подлинней, и Мальникову не нравился ее неаккуратный, мятый какой-то пупок — зато темперамента в этом сосуде было налито по самое горло. Освобожденное от комбинезона уборщицы, ее несовершенное, но пылкое тело излучало бесконечный праздник вожделения, в который можно было вбегать запросто, без всякой подготовки. “Погорячее Влады”, — эту назойливую мысль, полную простецкой мстительности, Мальников поначалу отгонял, но потом позволил и ей тихонько вертеться на краю сознания.
Они лежали в его номере. Таня листала большой цветастый журнал. Время от времени фыркала или улыбалась, цокала языком, сопела, посмеивалась — словом, поддерживала с журналом весьма напряженный разговор. Даже страницы переворачивала по-разному: одну аккуратно, другую презрительно.
Мальников невольно отвлекался на некоторые журнальные картинки, но по большей части разглядывал голую Таню.
Наутро после приключения в сауне он был полон решимости все оборвать. На возможные претензии Татьяны приготовился ответить язвительно: “А с чего вы взяли, что продолжение следует?”. Но Таня, не дождавшись продолжения, нагрянула к нему в номер сама — в том самом махровом халате, под которым на этот раз обнаружились черные шелковые чулки. Продолжение последовало немедленно и без лишних слов. Теперь на свой “военно-полевой” мезальянс Мальников отводил себе времени ровно восемь дней — столько, сколько оставалось до завершения их контрактов на этом шоу.
Связь с уборщицей он намеревался сохранить в тайне. Взял слово с Татьяны, что при встречах на людях она будет воздерживаться от откровенных проявлений и не станет ни с кем про него болтать. Таня заверила, что она не из болтливых, чему Мальников, впрочем, ничуть не поверил: так и видел ее с мобильником возле уха докладывающей последнюю сводку подруге. Относительно того, расскажет ли он Юре, сам Мальников пока не принял решения.
Спонтанный первый раз в предбаннике сауны очень его беспокоил. Он опасался, что там могла быть установлена скрытая камера. Безопасниками. В целях контроля. Или хохмы ради.