— Ты еще мне огрызаться! Вот ты как… — Фефелов петухом пошел на Владимира, толкнулся в его грудь, будто в стену. — Ты думаешь, я за этим тебя позвал? Сейчас же извинись перед Николаем Ивановичем… Он тебе в отцы годится. Пацан ты этакий…
Владимир отвернулся, поджав губы:
— Ни за какие деньги.
— С участка вышвырну… У меня здесь не рассадник хулиганства…
Владимир сглотил слюну:
— Я за вашим участком в очереди не стоял. Дмитрий Степанович сам попервоначалу не хотел подобного оборота, думал взять быка за рога, гонор зыковский сбить, чтобы извинился перед старшим, но теперь отступать было некуда: еще сопляк, понимаешь, а смотри что… Распусти-ка, да он тебе все головы поотрывает… Вернулся к себе за стол, пошевелил клочками бровей, выдавил жестко:
— Сдай участок помощнику… Я с тебя, субчика, пыл хулиганский сгоню…
Выходя из кабинета, Владимир подумал: «Не разобрался, ничего… Тоже мне, до старости дожил… Из-за Фефелова все… Черт с ним, с его участком… Как-нибудь обойдусь… — И все на душе у него потемнело: — Отец что скажет? Обижу старика… Вот еще влетел, дурак…»
Дома за калиткой на лавке его ждала Ирина. Встала навстречу, глаза вскинет-опустит, пальцы сцепленные, хрустит суставами.
— Что, драчун? — спросила. — Как дела?
— Дела — как сажа бела… — остановился против Ирины, посмотрел сверху вниз — в глазах ни огня, ни силы. — Сняли, наверно, еще судить будут…
Ирина дрогнула уголками губ:
— Ты что говоришь, Володя…
— Что есть…
— Ну как это, сняли? Ни за что ни про что…
— А вот так: иди, говорит, сдай участок помощнику…
— А ты?
— А я, мол, за твоим участком в очереди не стоял.
— Совсем с ума сошел. А отец?
Владимир посмотрел в ее глаза виноватые. Хмыкнул:
— Чего отец?
— Дурной ты, Вовка… — вырвалось у нее. — Ну совсем дурной…
Она отошла, села на лавку.
— И совсем недурной, — ответил Владимир, неловко улыбаясь.
— Да как же не дурной? — Ирина заговорила скороговоркой. — Как же не дурной… Это что же такое?
— Я тебя люблю… и все дело…
— Да у меня муж есть, паразит ты этакий… муж, понимаешь? — она вдруг расслабилась под его взглядом, встала, взяла Владимира за руку. — Не надо, а, Володя? У тебя есть девчонка… А я старше тебя… Ты подумай… У меня ребенок… И вообще… Хочешь, я схожу к Марчикову и тебя простят?
Владимир отнял руку, насупился:
— Мне до твоего мужа дела нет…
Ирина всплеснула руками и беспомощно огляделась:
— Тебе хоть кол на голове теши…
— Что хочешь, то и делай, — покорно выпрямился он перед ней.
Она улыбнулась неловко и покачала головой:
— Кипяток хороший парень, но без сахару — дурак…
Федор Кузьмич встретил новость о снятии сына вовсе не так, как думал Владимир. Зыков заметался по комнатам, скомкал половики, то сапог пнет, то игрушку. Так ведь и знал, что не доведет до хорошего Володькино беспутство. Женился бы, дурак, на Фефеловой и жил себе преспокойно. А тут вот что… С Марчиковым подрался… Да беда-то какая, что Иринку на руках поносил. Нюську вон по заду хлопают, и то Андрюшка молчит. А тут смотри что…
В сердцах выбежал на улицу, а там Расстатуриха.
— Сняли твоего сынка, — улыбается на крыльце, сложив руки. — Я говорила — сымуть, отходил, сват, в князьях…
Зыков воздел кулаки к небу:
— Лучше брех собачий не распущай, сватья… Это еще вопрос — сняли или не сняли…
— Сняли, сват, точно… Весь Отвод говорит…
От последних расстатурихиных слов охладился Федор Кузьмич. Да как это они так, с бухты-барахты, сняли? Да что это лошадь из телеги выпрячь? Что это я засуетился, бестолочь старая! Ступай-ка в дом, Федор Кузьмич, полежи. Многообещающе махнув рукой, Зыков отступился от Расстатурихи, исчез в доме и не выходил до вечера, все обдумывая… Уж и не сын виноват, додумался до чего. Марчиков виноват… Раз напился — сиди. Какие еще девки под старость лет! Сказать стыдно…
Дождался вечером Расстатурева.
— Ты, сват, вот что, — заговорил бесцеремонно. — Сватье пакостный язык поокороть. Брешет по Отводу, что Вовку с начальников сняли… А это еще не решено… Дело-то строго начальственное… Сам знаешь, не нашего с тобой ума…
— Это конечно, сват, — обещал Расстатурев. — Скажу, сват, скажу… Перестанет брехать… А то и правда — куда годится.
Федор Кузьмич едва дождался утра. Надел костюм с орденами и на шахту, прямиком к Фефелову, куда страх девался.
— Вы моего ребенка не обижайте, — заговорил с порога, едва успев поздороваться. — Вы своего заместителя уймите… Чем вам Володька мой не приглянулся? Какой он хулиган? Это ваш Марчиков хулиган… Хулиган высшей марки… Пошто он к женщинам без дела привязывается?