Выйдя на крыльцо административного здания комбината, встретил шофера с закрепленной за главным инженером «Победы». Тот из столовой, со свертком.
— Ванька, подбрось до школы, будь другом, — Владимир к нему.
— Повезло, Владимир Федорович, как раз туда…
— Ну и добро. С хорошим человеком интересно поговорить.
Поехали. Уже дорогой Владимир беспокойно спросил:
— Зачем в школу-то?
— Сам за шампанским в столовую посылал… Мотается сегодня весь день. Я так понял, от бабы своей ушел. К другой ластится…
У Владимира до боли стянуло мышцы щек. Он вдруг попытался зевнуть, закрыл ладонью лицо и сжал так, что долго оставались на коже следы его крупных пальцев. Но ничего не сказал в ответ. Затих.
Едва остановились на школьном дворе, Владимир увидел, что к ним неторопливо идут Григорьев и Ирина. Будто ножом полоснули по спине, развалили на две части, а не больно, так задубело от нервного напряжения тело. Владимир выбросил из машины ноги, поднялся и столкнулся с Ириной глаза в глаза. Та покраснела, глаз не отвела, даже окрепла шагом, будто назло, и тверже подняла голову:
— Ты ко мне, Володя? Я занята. Подожди дома.
Григорьев открыл дверцу с другой стороны и кивнул головой, приглашая Ирину садиться. Она пошла, но Владимир грубо загородил ей дорогу.
— Что бы это могло означать, Ирина Федоровна? — спросил Григорьев, не отходя от машины.
— Прошу тебя, Володя, посторонись, — глухо и неприязненно потребовала Ирина и тут же сама отстранила Зыкова. — Какой ты еще мальчишка, право. Иди домой. Скажи отцу, что я задержусь.
Из машины она посмотрела на него с прежней холодностью и откинулась на спинку сиденья. Григорьев притиснулся рядом, хлопнул дверцей, и машина резко юзнула, направляясь к воротам.
Какое-то время Ирина чувствовала себя точно на ножах. В окно промелькнула туманом Маланьина роща. Машина прыгнула через трамвайные рельсы и покатила в город. А перед глазами Ирины все стояло лицо Владимира, опавшее и сизое. Она никак не ожидала, что в последний момент во дворе школы может объявиться Зыков.
Постепенно Ирина принудила себя успокоиться. В конечном счете, для Владимира не новость, что в любое время она, Ирина, могла решиться на этот шаг, на который сегодня решилась. Мало ли что чувствовала к Зыкову! Не в ней дело. Может быть, это и есть та слабость, которая погубила ее мать, слабость уступить настойчивому мужчине. И хорошо, что все случилось именно так, как случилось. Теперь не надо будет ничего объяснять. Она заберет у Зыковых Славку и просто скажет — переехали. И все Зыковы поймут ее, похвалят за этот сегодняшний шаг, за твердость.
Взглянув на Павла Васильевича, Ирина шутливо толкнула его в плечо:
— Не молчи, Павел. Я хочу, чтобы ты не молчал.
В ответ он свел на переносице прямые брови и недовольно пошевелил ими:
— Как-то все произошло сейчас, что и говорить не хочется.
Она будто обожглась. К щекам хлынула кровь и забилась тупо и больно в голове. Ирина посмотрела перед собой, и вдруг ей стало так обидно, будто она потратила все силы, выползая на берег, но нашелся кто-то, кто в последнее мгновение толкнул ее обратно. Затихла, медленно сознавая происходящую реальность.
Машина остановилась у небольшого двухэтажного дома, и Григорьев завел Ирину в квартиру.
— Здесь будем жить, — сказал он, ставя на кухонный стол бутылку шампанского.
Ирина оглядела комнату, подошла к окну и посмотрела на пустой заснеженный перекресток, сумрачный и тихий. И тут ей впервые пришло на ум: а не поторопилась ли она? А не будет ли ей завтра стыдно и страшно в этой маленькой комнате с окном на заснеженный глухой переулок? Будет ли она счастлива здесь? Ведь это важно. Потому что ее несчастье к счастью сына не приведет. И ради чего тогда весь этот сыр-бор?
Ирина поскребла наледь на стекле.
— Значит, наконец, решился?
— Решился, — ответил тот, стоя у противоположной глухой стены.
— Все обдумал?
— Обдумал, — радости не было в его голосе.
— Согласовал с партийным комитетом? — неожиданно для себя уколола она, продолжая глядеть в окно.
— Согласовал. А почему, собственно, такой тон?
— Так…
— Ты же сама беспрестанно твердишь о долге, — нервно бросил Григорьев.
— Хорошо, что согласовал, Паша… — в глухом переулке она увидела приближающегося человека, и ей показалось, что это Владимир. Прислоняясь лбом к стеклу, она смотрела напряженно, и сердце ее стучало с беспомощностью и болью. Нет, это был не Владимир. Да и откуда ему здесь взяться? Ирина медленно повернулась к Григорьеву и прислонилась спиной к подоконнику. На ее губах окаменела недоуменная улыбка. — Хорошо, что согласовал, — сказала она, теребя перчатки. — Хорошо, что согласовал. А я, дура, забыла… Понимаешь, какая штука, Павел? Я-то согласовать забыла… Как же со мной-то?