— Как это? — заинтересовалась бабка.
— А так. Кто-то есть, а никого нет.
— Небось, пьяный был?
— Ты что, бабка? Я непьющий.
— Языком-то мели…
— А что? Не признала? Мы с тобой друг на друга с полчаса смотрели…
— Кто тебя разберет — пьяный ты или непьяный. — И тут же спохватившись: — Ты чего?
— А того. Я вчерась-то от заплота жердину оторвал и давай перед собой махать. Иду и машу. Вдруг чувствую — зацепил. Смотрю — лежит. Наклоняюсь, а это ты…
— Чего языком мелешь? — крепче посуровела старуха.
— Ничего не мелю, своими глазами видел. Я, конечно, испугался и в милицию. Говорю: смолоду нигде не работает, а на что живет? Вот вам фактик. По ночам слоняется под видом нечистой силы — раз! Опять же курит. Может, мужик переодетый, германский шпион — два! Так что давай чеплашку самогону, а то громыхать тебе костями за милую душу…
— Иди от меня, христопродавец, пока палкой не достала. — Старуха Опенкина во злобе махнула батогом так, что Андрей едва увернулся.
Тут в сеночных дверях своего дома показалась Марья Антоновна:
— Андрюшка, снеси собаке вчерашний суп — жалко выливать…
Андрей отнес и сам за Марьей Антоновной в комнаты.
— С бабкой немного потрепался… Скучно старухе, привязалась, говорит, расскажи что-нибудь, Андрюша, да расскажи…
У Марьи Антоновны полы сплошь застелены половиками, на маленьких окнах вышитые занавески, стол накрыт бархатом, громко работает приемник. Из боковушки вышел Илья Федорович в белой рубахе, вытер полотенцем руки.
— На празднике были?
— А как же? Всем семейством, Илюшенька… За вами хотели зайти, отец чего-то серчает… На Маньку, наверно…
— На сердитых воду возят, — бросила Марья Антоновна, отошла к трюмо и стала расчесывать волосы.
Андрей помолчал в меру и заговорил снова:
— Люблю Марью… Уж порядочек у ней всегда. С иголочки…
— Не то что у вас, — не замедлила ответить та, — едоков полный дом, а убраться некому…
— И не говори… Прошлай раз говорю Нюське: вымой, корова, пол… А она мне: хочешь, так мой…
Никто не ответил, и Андрей опять некоторое время ждал, а потом мигнул брату и снова заговорил с Марьей Антоновной:
— А на празднике люду, черт ногу сломит… Веселятся. Да и то сказать — сегодня погода…
— Праздник… Чего же не веселиться?
— Сбегала бы в лавку-то, купила чекушку, две, а я уж бы картошки отварил.
— Ух какой, смотрите на него… Сам не маленький, ступай да купи…
— Нюська деньги спрятала, а теща в долг не дает. Я прошлый раз объявление расклеил: «Меняю тещу на рыжего кота», а ей кто-то из девок принес…
— На нет и суда нет, — решительно поставила точку Марья Антоновна. — А нам нельзя по всяким простым праздникам водку пить… Нам советских хватает…
Уйдя домой, Андрей разулся и лег на кровать. Прибежала Светка, по комнатам туда-сюда: пальто на стул, шаль на бабку. Зычиху, ботинки к печке, резво к Андрею:
— Зачем к бабушке Опенкиной пристаешь, бесстыдник?
Андрей упер красные пятки в печную стену.
— По арихметике выполнила?
— У нас нет арифметики. Не скалься…
— Речь-то, речь-то, а? Комсомолка. Так соловьем и звенит.
— Как звенит, так и ладно.
— А, наверно, с мальчиками дружишь? Целуешься?
— Дурак…
— Ты сама дурочка. Киш в комнату — правила учи.
Сам долго на кровати улежать не мог — муторно от безделья, пошел к Макаровым.
Зыкова встретила Полька. Груди под вязаной белой кофтой что футбольные мячи. Встала на крыльце вызывающе, подперла бока, на губах улыбка:
— Идешь, чадушко?
— Иду, милашка…
— Иди, иди… Чего встал?
— Мужик-то дома?
— Дома.
— Говорила, выпроводишь…
Полька схватила в предосторожности смелые Андрюшкины руки, прошла, сторонясь, темными сенцами, открыла двери в избу:
— Семка, Андрей пришел…
Семен Макаров ответил из дальней комнаты:
— На ловца и зверь… А я думаю, с кем выпить?
Вот тебе, Андрюшка Зыков, и стол с вином. Сколько ни ищи, а если надо, найдешь…
Семен помогал жене расставлять снедь, сам водрузил бутылки и крутил жилистой гусачьей шеей. Его волнистый нос порозовел и в глазах собралось умиление. Он то и дело касался большими руками жениного пухлого плеча.
Андрей без приглашения — к столу, усадил хозяев и — слово за словом — разговорился сильнее прежнего. Полина устроилась напротив: груди на столе, не ела, не пила, завистливо смотрела на Андрея и улыбалась.