10 августа азиатский берег опять круто повернул к северу. Чирикова это обрадовало — быть может, тут начинается пролив, соединяющий Тихий океан с Ледовитым. Он сказал об этом Берингу, и тот, к удивлению его, ответил:
— Вот и хорошо. Пролив найден, Азия с Америкой не соединяются, и мы можем вернуться.
Чирикова ответ этот поразил. Он стал доказывать, что пролив нужно пройти до конца и повернуть только тогда, когда они убедятся, что действительно находятся в Ледовитом океане. Кроме того, нужно определить ширину пролива и узнать, далеко ли от Азии до Америки…
Беринг ничего ему не возразил и, казалось, согласился. «Гавриил» продолжал плыть вдоль берегов Азии к северу. Чириков ждал, что азиатский берег начнёт вот-вот отклоняться к западу. Но берег не отклонялся. Так прошло три дня. 13 августа, когда «Гавриил» достиг 65 градусов 30 минут северной широты, Беринг внезапно созвал у себя в каюте совет офицеров и задал вопрос: что делать дальше?
У Беринга была черта, неожиданная в человеке восемнадцатого века: демократичность. Во всех трудных случаях он любил советоваться, совещаться, выслушивать мнения своих подчинённых, давая им полную волю высказываться и нисколько не сердясь, когда чьё-либо мнение резко противоречило его собственному. Нередко советовался он не только со своими ближайшими помощниками, но даже с простыми матросами. Эта его черта постоянно вызывала множество нареканий — и со стороны его современников и со стороны позднейших исследователей его путешествий. Современники обвиняли Беринга в вялости, в нерешительности, в неумении командовать, в неумении поддерживать дисциплину, позднейшие исследователи — в том, что мы теперь называем «перестраховкой», в стремлении спрятаться за мнением других и уйти от ответственности. Но внимательное рассмотрение фактов не подтверждает таких суждений. Беринг с удивительной терпимостью выслушивал все мнения, охотно шёл на мелкие уступки, но в вопросах действительно важных всегда принимал то решение, которое сам считал правильным. По-видимому, его любовь к советам вытекала из уверенности, что в трудных условиях люди охотнее будут выполнять те решения, в принятии которых они сами участвовали.
На совете 13 августа, как мы знаем из судового журнала «Гавриила», были высказаны два противоположных мнения.
Первое мнение высказал Шпанберг. Он предложил идти к северу ещё три дня, а затем повернуть обратно. Рассуждал он так: уже середина августа, лето в этих широтах кончается рано, «Гавриил» может застрять во льдах, и что будет дальше — неизвестно.
Второе мнение высказал Чириков. Он утверждал, что цели экспедиции не достигнуты. Неведомо, действительно ли они нашли пролив из Тихого океана в Ледовитый. Неведомо, далеко ли отсюда до Америки. Никаких льдов пока не видно. Следовательно, нужно плыть дальше.
Мнение Чирикова записано в журнале так: «Понеже известия не имеется, до которого градуса ширины простирается восточный берег Азии и поэтому не можем достоверно знать о разделении морем Азии с Америкою, ежели не дойдём до устья реки Колымы или до льдов — понеже известно, что в Северном море всегда ходят льды — того ради надлежит нам непременно, по силе данного Вашему Благородию указа, подле земли идти, ежели не воспрепятствуют льды или не отыдет берег на запад к устью реки Колымы, до мест показанных в означенном е. и. в. указе; а ежели земля будет поклоняться ещё к северу, то подлежит по двадцать пятом числе сего настоящего месяца в здешних местах искать место, где бы можно было зимовать…»
Чириков был, несомненно, прав, а Шпанберг, несомненно, не прав. Но Беринг присоединился к мнению Шпанберга и тем решил дело.
Ещё три дня «Гавриил» шёл к северу по проливу, который теперь весь мир называет проливом Беринга. Но Беринг видел только один берег пролива и не мог знать, что это действительно пролив. В сущности, они уже находились в Ледовитом океане. Но Беринг не знал и этого. От Америки его здесь отделяло каких-нибудь 80 километров. Но он и этого не знал. Ему нужна была какая-нибудь неделя, чтобы с полной достоверностью выяснить всё, чего от него требовал Пётр. Но 16 августа, достигнув 67 градусов 8 минут северной широты, «Гавриил» повернул обратно.
1 сентября экспедиция вернулась в устье реки Камчатки и там зазимовала.
О путешествиях Беринга много писали — и в восемнадцатом веке, и в девятнадцатом, и в наше, советское, время. И для всех писавших о первой его экспедиции оставалось непонятным, как Беринг мог не заметить, что инструкция Петра им не выполнена. Как он мог не сознавать, что у него нет окончательных доказательств ни существования пролива между Тихим океаном и Ледовитым, ни того что, Азия не соединена с американской сушей? Как он, потративший столько труда и времени на подготовку экспедиции, проявивший такую твёрдую волю при перевозке грузов, при преодолении бескрайных пространств Сибири, при постройке корабля, мог повернуть, когда был уже почти у цели, и тем легкомысленно поставить под сомнение результаты всех своих многолетних усилий? Этот вопрос задавали многие и не находили ответа — оттого, что искали ответ не там, где нужно.