Тогда же арестовали и Серго. Его спрашивали тоже о какой-то ерунде — с чьей помощью он писал диссертацию, сам или ему кто-то помогал. (Правда, впоследствии на основании этих допросов его лишили не только ученой степени доктора технических наук, но и диплома.) Затем начались настоящие вопросы — об отце. Он не был так непреклонен, как мать, и кое-что сказал. Что именно, кроме «морального разложения», о котором мы уже писали?
Серго допрашивали практически каждый день, должно быть, рассчитывая присовокупить хоть что-нибудь к «делу Берия». И он дал следующий «компромат» на отца.
7.08. 1953 г. (21 ч. — 0 ч. 50 мин.)
«…В квартиру отца я ходил только по его вызову или же через домработницу, испрашивая у него разрешения зайти к нему По характеру властный, нетерпимый к замечаниям, он очень редко со мной разговаривал, а в разговорах обрывал. По вопросам государственного управления он со мной не разговаривал, редко по этим вопросам обращался к нему и я. Вспоминаю отдельные разговоры с отцом. После появления в газете „Правда“ передовой статьи о серьезных недостатках в органах Министерства государственной безопасности в связи с делом врачей, я обратился к отцу с вопросом: „Почему охаивают работу Игнатьева, ведь он секретарь ЦК КПСС?“ Задал я этот вопрос отцу потому, что для меня было ясно — без ведома отца передовая не появилась бы, поскольку он работал министром внутренних дел. Берия Л. П. на мой вопрос ответил раздраженно, презрительно по адресу т. Игнатьева:
«Какой он секретарь ЦК, он… (нецензурное слово) собачье. И вообще ты не лезь не в свое дело»».
В своей книге и интервью Серго обрисовывает характер отца совершенно иначе. Возможно, к тому времени он несколько изменился. А может быть, это была просто защита от следствия — отец со мной не разговаривал, обрывал, я ничего не знаю. Судя по тому, что Серго было известно, чему будет посвящено заседание Политбюро 26 июня, они разговаривали и больше, и подробней, чем он утверждал на допросе.
И обратите внимание: опять Игнатьев! С чего бы это он вдруг о нем вспомнил? Спрашивали?
На следующий день опять допрос.
«8.08.1953 г. (16 ч. — 17 ч. 35 мин.)
Вопрос: Расскажите все, что вам известно о вражеской деятельности Берия Л. П.
Ответ: Я утверждаю, что о вражеской деятельности отца — Берия Л. П. мне ничего не известно, он со мной никогда о своих намерениях не говорил…». Дальше — о «развратном образе жизни».
10.08.1953г.
Вопрос тот же.
«Я вновь утверждаю, что мне не были известны факты преступной деятельности Берия Л. П… Если Берия Л. П. возглавлял заговорщическую группу, то он скрывал от меня свою преступную деятельность».
Тут надо сказать, что так записано в протоколе. А в реальности едва ли он говорил такими гладкими фразами. Это могло выглядеть как-нибудь так:
Серго: …Я ничего об этом не знал. i
Следователь: Значит, он скрывал от вас свою преступную деятельность?
Серго: Наверное, скрывал…
Следователь: Так наверное или скрывал?
Серго: Скрывал.
Следователь: Значит, так и запишем…
11.08.1953 г. (21 ч. — 0 ч. 30 мин.)
Вопрос тот же.
«Утверждаю, что о преступной деятельности Берия Л. П. мне не было известно… В то время я не мог представить, что Берия Л. П. был врагом народа. Вражеских высказываний от Берия Л. П. я не слышал, в семье он не делился о своей работе, о своих намерениях, замыслах…»
12.08. 1953 г. (21 ч. — 0 ч. 15 мин.)
Доведенный до отчаяния Серго «сдается», точнее, дает слабину.
«Для меня теперь ясно и понятно, что мой отец, Берия Л. П., разоблачен как враг народа и кроме ненависти, я к нему ничего не имею. Вместе с тем я вновь утверждаю, что о своей преступной деятельности, о преступных намерениях и целях, а также о преступных путях, которыми враг народа Берия шел к своей преступной цели, он мне не говорил… Очевидно, проживая с нами, враг народа Берия Л. П. маскировался под государственного деятеля, а мы в семье этому верили…»
13.08. 1953 г.
Вопрос тот же.
«Я вспомнил высказывание Берия Л. П., которое характеризует его, как авантюриста. В конце 1952 г., по возвращении из командировки, я в числе других работников был в кабинете у Берия Л.П. в Кремле. Во время обсуждения одного из вопросов стала обсуждаться одна кандидатура и в процессе обсуждения кто-то сказал, что этот человек работает не за страх, а за совесть. Берия Л. П. серьезно заметил, что „нет людей, работающих за совесть, все работают только за страх“. (А сам он за какой „страх“, интересно, работал? — Е. П.) Меня это высказывание Берия Л. П. так поразило, что я на том же совещании сказал ему: „Как же так, ведь советские люди работают из-за убеждений, из-за совести“. На это Берия Л.П. мне сказал, что я не знаю жизни…»
И это все. «Обижаться на Серго за проявленную им слабость не следует», — пишет Андрей Сухомлинов. А где тут, собственно, слабость? Парень тверд как кремень. К этому времени ему, уж всяко, дали почитать газеты, может быть, даже материалы пленума. Сначала он думал, что произошел антикоммунистический переворот, потом вообще перестал что-либо понимать… Он молод, совершенно лишен цинизма, растерян и, тем не менее, так держится. Всего лишь раз дрогнул…
О том, что с ним было в тюрьме, Серго написал подробно в своей книге. Ничего особо страшного с ним там не делали, не сравнить с мемуарами «жертв сталинизма». Пару раз избили, как-то раз неделю не давали спать. Запугивали:
— Я тебе, гаденыш, устрою здесь такую жизнь, что ты меня, пока жив, помнить будешь. Но это, поверь, будет недолго… — говорил военный прокурор Китаев. И другое: — У тебя ведь ребенок скоро должен родиться… А вообще-то можно сделать, что он и не родится…
Обещал, что, если Серго даст показания на отца, то его сразу же отпустят, восстановят на работе.
Серго еще не знал, кто его допрашивал. В своем интервью он сказал, что «это были три заместителя Генерального прокурора СССР. Первый заместитель — военный прокурор генерал-лейтенант Китаев, сволочь невероятная; заместитель Камочкин и заместитель Цареградский, порядочный человек и не сволочь, хотя и прокурор…»
Лишь позднее Серго узнал, что Цареградский был тем следователем, который «допрашивал» его отца, и совершенно не мог знать, что генерал-лейтенант Китаев в скором времени собственноручно расстреляет в подвале Лефортовской тюрьмы соратников Берия.