— Я это сказал потому, что тебя никто не слушал. И потом, мы бы всё равно не пошли в эту команду, где командиром — девчонка.
— Да они и не просили. Хотели сказать, что мы всё равно ничего не умеем. Нам вообще-то надо было показать, на что мы способны.
— Правильно. Давай сами команду составим, — сказал я. — Командиром могу быть я.
— Ты? — Рахмат остановился, снял сумку и повесил на другое плечо. — Нет, ты не подойдёшь. У тебя нет на это способностей. Командир всё должен знать, а ты ничего не знаешь.
— Врёшь!
— Не ори. Чего орёшь? Скажи лучше, хоть одну пуговицу пришивал своими руками или, скажем, сумеешь нарезать моркови для плова?
— А ты, ты сам?
— Что я сам, что я!.. — Рахмат хотел снять с плеча сумку, но она шлёпнулась на землю, в пыль. Он нагнулся и почему-то очень долго поднимал её. И, выпрямляясь, проговорил: — Верно, мы оба ничего не умеем делать. Как говорит мой папа, мы — ветки одного и того же дерева. Поэтому давай сделаем так: один день ты будешь командиром, один день я, без обиды.
— Вот теперь дело говоришь! — обрадовался я. — Вот что я придумал: надо найти подходящую старую женщину. Что вообще старухи могут делать, а что не могут? Приготовить себе обед, пришить пуговицу они, конечно, могут. А колоть дрова, выковырять пенёк они могут?
— Куда там! Ты здорово придумал, Мурад, для них это мы будем делать! — Рахмат высоко подкинул сумку и поймал её на лету. — Дай пять.
Мы крепко пожали друг другу руки и начали размышлять: где бы найти подходящего старого человека? Такого в нашей и в соседней махалле[2] не было.
А какие есть, ого-о, те ещё тебя самого научат, как дрова колоть.
Всё же мы отыскали двух старух, но у них внучек, правнучек да невесток — человек десять. Вы думаете, они дают своим бабкам делать что-нибудь по хозяйству?! Как бы не так!
Нам и тут не повезло.
По улице прогромыхал груженный углём самосвал и остановился у зелёной калитки. Из кабины вышли шофёр в надвинутой на самые брови кепке и мама Рахмата. Она толкнулась в калитку и потом кликнула сына. Я взял ключи, оставленные Рахматом, и вышел на улицу. Самосвал уже высыпал уголь, а мать Рахмата всё стучала кулаком в дверь. Я отдал ей ключи, и в это время у поворота показался Рахмат. Мама посмотрела на него и ушла в дом. Рахмат подошёл ко мне. Он тяжело дышал — видно, ему пришлось бежать всю дорогу.
— Мама когда вернулась? Сейчас? Отлично. — Рахмат взглянул в приоткрытую калитку. — Мурад, я разыскал одну старуху. Пойду отпрошусь у мамы, потом побежим к ней. Скажу: «В школу надо». А ты подожди.
Не успел он войти, как во дворе послышался голос его мамы:
— Я очень устала, сынок. Целый день на ногах. Помог бы хоть уголь перетаскать…
— Бу-бу-бу-бу… — что-то ответил Рахмат.
Он, наверное, отказывался, говорил, что в школу обязательно надо.
— Иди, иди, ради бога! Когда наконец ты будешь полезным дома?
— Пошли! — тут же выбежал Рахмат.
— А это? — Я с сомнением посмотрел на Рахмата и на чёрную кучу угля.
— Э, странный ты человек, Мурад! Убежит, что ли, этот уголь? Вернусь — тогда и помогу.
Рахмат остановился недалеко от базара.
— Подождём здесь, — сказал он, присаживаясь на полуобвалившуюся супу. — Эта старуха — то, что нам надо. Такую трудно нынче найти. Два часа носился по базару, осматривая каждую женщину. И хотя бы одна из них была с клюкой! Два часа потерял и ни с чем ушёл с базара. Только подошёл к остановке, а из троллейбуса выходит старушка. Спина согнута, обеими руками опирается на свой посох, стёкла очков толстые-претолстые. И сама еле ноги волочит. Ну почему, думаю, пришёл я без Мурада? Сейчас всё было бы отлично. Всё же подбежал к ней и помог перейти через дорогу. Старуха поблагодарила и пошла на базар. А я побежал за тобой.
Я думал, Рахмат привирает. Но оказалось, всё правда. Она даже была старше, чем описал Рахмат, и на глазах её были не одни очки, а сразу двое. Она остановилась перевести дух и, увидев Рахмата, приветливо улыбнулась. Рахмат подскочил к ней, взял под руку и подвёл к супе.
— Садитесь, бабушка, отдохните немного.
— Спасибо, сынок, и верно — не мешает посидеть немного. Да и куда торопиться! — Старуха села, всё ещё обеими руками опираясь на палку. — А кто этот мальчик, твой друг? Да продлится ваша жизнь, дети мои. А твой товарищ похож на тебя. Вы кого-нибудь ждёте?
— Да, мы вас ждали, бабушка.
— Меня? А чего меня ждать-то, дети мои?