— Знаешь, Рахмат, давай купим ему халвы. Старики любят халву.
— Давай, — согласился Рахмат. — У меня есть рубль. Накопил, чтобы бинокль отдать в ремонт. Стекло одно выскочило.
— И у меня рубль. Сложимся, как раз хватит на халву. Пошли?
— Пошли.
Халву нам положили в большой кулёк. Мы несли его по очереди. От него очень вкусно пахло.
Свернув на свою улицу, мы увидели грузовик. В кузове на кирпичах сидели мой папа и дядя Мирзакарим, папа Рахмата. Заметив нас, они остановили машину и помогли взобраться к ним.
— Вы что по городу бродите? — спросил папа сердито.
Я сказал, что мы вовсе не бродим, а ходили покупать халву для Салим-ата.
Дядя Мирзакарим улыбнулся, подмигнул нам и освободил место рядом с собой. Потом повернулся к папе.
— Так слушай, что было дальше, — сказал он. — В ту пору стояли невиданные морозы. Наш старший сын тогда грудным младенцем был. Жена шла с ребёнком по тропинке вдоль реки. И вдруг неподалёку от этой самой чинары поскользнулась и упала. Мальчик отлетел в сторону, а она соскользнула в реку. Её оглушило, и она бы, конечно, задохнулась, если бы не подоспел на помощь сын Салим-ата. Жену мою он спас, а вот сам простудился, тяжело заболел и вскоре скончался. Вот почему для старика так много значат и река, и тропинка, и чинара…
— М-да-а… — задумчиво протянул папа.
— С тех пор старик совсем один, ни детей, ни родни… А сын его уже в те времена был видным поэтом. Даже книга у него вышла. У старика всего один экземпляр сохранился.
— Вот эту-то книгу он и потерял! — воскликнул папа. — Не помнит, куда положил, — стар уже Салим-ата, стар.
— Сколько мы его ни просили перейти к нам жить— не соглашается. Трудно ему, а тут ещё такая неприятность: потерял единственную память о сыне — книгу.
Машина подъехала к чинаре и остановилась. Так вот куда везли кирпичи: новую супу будут делать!
Когда мы помогли разгрузить машину и она отъехала, Рахмат отвёл меня в сторону.
— Ты не уходи домой. Дело есть, — сказал он тихо.
— Какое ещё дело?
— Знаешь, книга Салим-ата, наверное, упала в яму.
— Откуда ты взял, может, он её потерял в другом месте?
— Нет, — покачал головой Рахмат. — Помнишь, когда он подошёл к супе, на уцелевшем краю стояли чайник и пиала? Значит, он оставлял здесь и книгу. Не найдя книги, он подумал, что потерял её где-то в другом месте. Сказал же твой папа, что стар уже Салим-ата. Ведь правда стар! Вот он и забыл!
— Ве-ерно, — протянул я удивлённо и подумал: «Как это не пришло мне в голову? Вот ведь Рахмат до всего додумается!»
— Раз-два, и выкопаем книжечку! — сказал я. — Где твоя лопата?
— Ха, лопата! — фыркнул Рахмат. — Придумаешь же такое! «Раз-два»! Тут особая осторожность нужна… Это книга поэта-героя. Она, может быть, одна-единственная на весь мир. А ты — «лопата»!
Я промолчал. Ну что с ним спорить! А потом ведь… он прав.
Мы подошли к супе и стали осторожно разбирать обломки. Когда вытащили все крупные куски, Рахмат наполнил тюбетейку землёй и протянул мне. Я передал ему свою шляпу. Дело пошло веселее.
Мы провозились часа три. Я уже сомневаться начал, и Рахмат тоже, когда вдруг показался уголочек книги. Мы её тихонько извлекли, очистили от земли, пригладили помятые листы.
На душе стало легко и радостно.
— Пошли отнесём деду книгу, — сказал Рахмат. — Ты возьми халву, а я понесу книгу.
— А что мы ему скажем?
— Лучше всего, конечно, рассказать всё, как было. Я сам извинюсь перед ним. И ещё я его буду просить, очень-очень просить, чтобы теперь он жил у нас. Как ты думаешь, он согласится?
Рахмат посмотрел на меня с такой надеждой, будто всё зависело от меня.
— Конечно, согласится, — сказал я.
Я почему-то был уверен, что Салим-ата непременно переедет к ним, если Рахмат будет просить его об этом. Очень-очень.
Очкарик
Солнце светит ярко. Светит, но совсем не греет. Осень, ничего не скажешь…
Я сижу на плоском камне у нашей калитки. Он давно здесь лежит. Папа говорил, что меня ещё на свете не было, когда камень лежал здесь.
Я люблю сидеть на этом камне. Летом к нему не притронешься — до того горячий, а сейчас он чуть тёплый. Ничего не скажешь, осень…
Листья на яблонях и урючинах жёлтые, как лимоны. Они срываются с веток и, шелестя, падают на землю. Если проедет машина, они будто оживают и кидаются ей вдогонку.
Высоко в небе, каркая как оглашенные, летают вороны. Они кружатся над орешиной, которая растёт в соседнем дворе. Хозяева не все орехи сняли, оставили немного и воронам — вот они и пируют.