Подвинув стул к окну, стал смотреть на улицу.
Солнце жжёт вовсю. И ни ветерочка. Тополя бессильно повесили привядшие листья. От жары попрятались даже воробьи. Только какая-то девочка сидит у арыка, болтает ногой и брызгает сама на себя.
Мимо, отворотив нос, прошла Максуда. Я ей погрозил кулаком:
— Мы с тобой поговорим ещё!
Скоро перестанет нос воротить эта вредная девчонка!.. Когда впервые появилась здесь, была тише воды, ниже травы.
Но Рахмат сразу раскусил её. «Вот пообвыкнет она немного, — сказал он тогда, — и ещё выкинет номер». И угадал. Да первым сам же попался.
А было это так: Максуда стояла у дверей. Рахмат, волоча сумку на ремне, протопал в класс.
— Погоди, — остановила она. — Сегодня я дежурная. Покажи руки.
У Рахмата глаза на лоб полезли.
— При чём тут мои руки? Займись своим делом, вытирай доску.
— В школе, где я училась, без проверки никого не пускали в класс.
— Да, но здесь этого не делают, — бросил сердито Рахмат. — Можешь вернуться в эту свою школу. Никто тебя здесь не держит. Отстань и дай пройти, а то знаешь…
Максуда и не подумала отстать. Она глядела ему прямо в глаза, выжидающе выгнув брови.
— Нет, в класс не попадёшь, пока руки не покажешь.
Рахмат поднял сумку, чтобы треснуть эту упрямую девчонку по голове, но раздумал. Потому что Максуда вплотную подошла к нему и сказала:
— Ударь, ну-ка, попробуй ударь, я тебе все глаза выцарапаю. Лучше бы когти остриг, чем в драку лезть! Гляди — вырастил, как ложки…
Если бы в конце коридора не показалась учительница, Рахмат бы не удержался.
Он выхватил из рук Максуды ножницы и ушёл.
Начали рассаживаться. Проходя мимо доски, я незаметно стянул тряпку и засунул её в карман. Рахмат вернулся после переклички. Я показал ему оттопырившийся карман.
— Посмотри, что сейчас будет, — прошептал я. — «Де-жур-ная»!
— Молодец, Мурад!
Учительница подошла к доске и, не найдя тряпку на обычном месте, стала искать на полу.
Красная от стыда, поднялась Максуда.
— Я же недавно мочила тряпку…
— В той твоей хвалёной школе, видно, пишут пальцами и руками вытирают! — крикнул Рахмат с места и тут же притих: учительница укоризненно взглянула на него.
Максуда принесла другую тряпку. Мы торжествовали. Ведь здорово проучили эту «де-жур-ную»!
А что было на переменке! Она чуть не плакала, так мы доводили её. Сами, правда, тоже взмокли, словно в бане сидели целый час. И тут неважно получилось. Я вытащил платок и вытер лицо. И эта Максудка вдруг подскочила ко мне:
— Как бы ни было, но в нашей школе никто не носил в кармане вместо платка тряпку, которой доску вытирают.
Страшный хохот поднялся.
А мы-то думали, что посадили эту девчонку в галошу.
— Осёл! — сказал мне Рахмат и выбежал из класса.
— Ты сам осёл! — крикнул я вслед, хотя знал, что неважно у меня вышло.
Но кто мог запомнить, что вместе с платком и тряпка лежит в кармане!
Рахмата я догнал у дома.
— Подожди же! Ну, виноват я, забыл! Что ж теперь делать?
Рахмат остановился.
— Стенную газету видел?
— Нет. — У меня ёкнуло сердце и покатилось вниз, а потом подскочило, словно мячик, который ударился об пол. — А что?
— Да изобразили нас…
— Это её рук дело! — вскрикнул я. — Этой… этой выскочки. Я ей покажу ещё…
— А что ты сделаешь?
— Сам знаю, — сказал я. — Побью, да так побью…
— Не побьёшь, — уверенно проговорил Рахмат. — Я тоже вначале так думал. И не смог. Она так глянула в глаза, что ноги ослабели.
Я промолчал. Потому что знал: Рахмат прав.
— А что там написано? — спросил я потом. — И карикатура есть?
— А как же! — Рахмат снял сумку и повесил на другое плечо. — Мы с тобой лежим на парте. Ниже — объявление: «У кого есть дед или бабушка, пусть они придут помогать Рахмату и Мураду. Бедняжки очень нуждаются в помощи престарелых людей».
Помолчав, Рахмат добавил:
— Если бы ты тогда согласился, этого могло не быть.
Я вздохнул. Правильно, не надо было отговаривать Рахмата.
— Как приехала — всех переполошила, — продолжал Рахмат обиженно. — Захожу вчера к Сали, в мячик поиграть. А он: «Не могу, говорит, надо задание Максуды выполнять».
— Это Сали-то, курносый Сали?
— Ну да.
— Большая бы беда случилась, если б этот «мужчина» не стал тимуровцем.
— Я тоже говорю! — засмеялся Рахмат. — Максуда всех прибрала к рукам. Знаешь, как она недавно хвасталась? «Я, говорит, когда в своей школе училась, девяностошестилетнюю тётушку Рузван грамоте обучила». Ты веришь в такую басню?
— Она просто хвасталась, чтобы командиром тимуровской команды стать. И стала ведь. И никто не хотел слушать меня, хотя я говорил, что Тимур не был девчонкой. А ты, Рахмат, зря тогда сказал, что у нас нет времени на всякие пустяки, и если нужно, так пусть пенсионеры сами нам помогают. Вот они и обрадовались! Не знали, наверное, что написать в своей газете.
— Я это сказал потому, что тебя никто не слушал. И потом, мы бы всё равно не пошли в эту команду, где командиром — девчонка.
— Да они и не просили. Хотели сказать, что мы всё равно ничего не умеем. Нам вообще-то надо было показать, на что мы способны.
— Правильно. Давай сами команду составим, — сказал я. — Командиром могу быть я.
— Ты? — Рахмат остановился, снял сумку и повесил на другое плечо. — Нет, ты не подойдёшь. У тебя нет на это способностей. Командир всё должен знать, а ты ничего не знаешь.
— Врёшь!
— Не ори. Чего орёшь? Скажи лучше, хоть одну пуговицу пришивал своими руками или, скажем, сумеешь нарезать моркови для плова?
— А ты, ты сам?
— Что я сам, что я!.. — Рахмат хотел снять с плеча сумку, но она шлёпнулась на землю, в пыль. Он нагнулся и почему-то очень долго поднимал её. И, выпрямляясь, проговорил: — Верно, мы оба ничего не умеем делать. Как говорит мой папа, мы — ветки одного и того же дерева. Поэтому давай сделаем так: один день ты будешь командиром, один день я, без обиды.
— Вот теперь дело говоришь! — обрадовался я. — Вот что я придумал: надо найти подходящую старую женщину. Что вообще старухи могут делать, а что не могут? Приготовить себе обед, пришить пуговицу они, конечно, могут. А колоть дрова, выковырять пенёк они могут?
— Куда там! Ты здорово придумал, Мурад, для них это мы будем делать! — Рахмат высоко подкинул сумку и поймал её на лету. — Дай пять.
Мы крепко пожали друг другу руки и начали размышлять: где бы найти подходящего старого человека? Такого в нашей и в соседней махалле[2] не было.
А какие есть, ого-о, те ещё тебя самого научат, как дрова колоть.
Всё же мы отыскали двух старух, но у них внучек, правнучек да невесток — человек десять. Вы думаете, они дают своим бабкам делать что-нибудь по хозяйству?! Как бы не так!
Нам и тут не повезло.
По улице прогромыхал груженный углём самосвал и остановился у зелёной калитки. Из кабины вышли шофёр в надвинутой на самые брови кепке и мама Рахмата. Она толкнулась в калитку и потом кликнула сына. Я взял ключи, оставленные Рахматом, и вышел на улицу. Самосвал уже высыпал уголь, а мать Рахмата всё стучала кулаком в дверь. Я отдал ей ключи, и в это время у поворота показался Рахмат. Мама посмотрела на него и ушла в дом. Рахмат подошёл ко мне. Он тяжело дышал — видно, ему пришлось бежать всю дорогу.
— Мама когда вернулась? Сейчас? Отлично. — Рахмат взглянул в приоткрытую калитку. — Мурад, я разыскал одну старуху. Пойду отпрошусь у мамы, потом побежим к ней. Скажу: «В школу надо». А ты подожди.