Берзарин пробежал глазами текст аттестации, при этом невольно пропуская смысл каждой фразы через призму нынешних и минувших обстоятельств и событий: «Тов. Берзарин, выдающийся строевой командир с большой волей, хороший методист и организатор боевой подготовки. Участник Гражданской войны. Будучи временно исполняющим обязанности (командира) для особых поручений тов. Берзарин выполнял исключительную работу, связанную с боевой учёбой частей армии. По моему заданию провёл ряд сборов с начсоставом группы. По своей подготовке, опыту тов. Берзарин подлежит выдвижению на должность командира и комиссара стрелкового полка вне очереди.
Командующий войсками группы Федько.
Декабрь, 1934 год».
Нет, не всё здесь безобидно. Не всё…
Дальше были подшиты знакомые документы. Ещё одна аттестация, партийная: «Тов. Берзарин защищал людей, впоследствии уволенных из РККА, идя вразрез с мнением политаппарата…» «Недостаточно самокритичен…» Но в целом аттестация положительная.
А вот кое-что из незнакомого. Когда Берзарин перевернул очередной лист, полковник отвернулся к окну. Полковник, конечно, знал этот документ. Хорошо, что бумага, а по сути дела донос, на него, на члена партии Берзарина, осел здесь, в личном деле Главного управления кадров и не был направлен в другой наркомат, к лефортовским спецам. Автор неизвестен, фамилия и подпись старательно вымараны чёрной тушью, осталось только звание: «полковник».
Легко же у тебя, должно быть, складывается служба, полковник, если хватило времени и сил писать такие длинные «характеристики», подумал Берзарин. Чёрт бы тебя побрал, полковник…
Берзарин бегло просмотрел документ:
«Месяца 3–4 назад я слышал, что командир 32 дивизии Берзарин арестован. Я и другие считали, что это так и должно быть, и вот почему:
1. Берзарин был порученцем у Федько не один год, и его в то время считали подхалимом. Он подхалимом и остался — это подтверждает его бывший комиссар Тентов.
2. Берзарин благодаря протекции врагов Федько, Балакирева, Могон скакал, как блоха, добиваясь высокого положения, а именно:
по ходатайству Федько он назначен командиром 77 полка.
Примерно через год, по ходатайству врага Балакирева был назначен начальником 2-го отдела штаба Примгруппы.
Не прошло и года, при участии Могона и Федько — он назначен командиром 32 дивизии.
Будучи в ОКДВА, я слышал удивление быстрой карьере Берзарина всех, кто его знает. И приписывал это его подхалимству и непосредственно его любимчику Федько. Причём никто о нём, как о хорошем работнике, не отзывался. Враги его нахваливали, в частности, я знаю — Могон.
Говорили о Берзарине так: «Берзарин пошёл в гору после того, как он всеми правдами и неправдами достал и оборудовал для Федько мягкий салон-вагон».
Сегодня я слышал от дальневосточников, что Берзарин назначается командиром на сугубо ответственное направление на Посьет.
Считаю своим долгом высказать сомнение в его политической преданности. У меня о Берзарине сложилось мнение, как о подхалиме и участнике в делах врагов.
Считаю необходимым поставить Вас об этом в известность.
Полковник…»
Донос датирован декабрём 1938 года. Тогда уже затихало. Все, кого взяли, были расстреляны, другие, кого не успели взять, но собирались, сами покончили с собой.
Да, что и говорить, знал этот полковник, где щель посуше и куда лучше горящую головешку сунуть… Ведь мягкий салон-вагон был… По поводу сомнения в политической преданности и участия в деле врагов, конечно, чушь собачья! Но вот салон-вагон действительно был.
Между лопаток по спине вниз скользнула холодная струйка.
А хороший метод воспитания у этого кадровика, со злой усмешкой подумал Берзарин, при всём при том всё же испытывая к хозяину кабинета подспудное чувство благодарности.
Кадровик рассказал, что до подписания приказа о назначении на 27-ю армию состоялся разговор между маршалом Тимошенко и Жуковым. Что Тимошенко, ознакомившись с личным делом, выразил сомнение. Но Жуков решительно настоял на назначении: «Смелый, решительный командир. Армию ему можно доверить вполне». — «Но как же письмо?» — «Письмо… Это не письмо. Таких цидулек нам ещё насочиняют. Пятая колонна… Фактически помогают Гитлеру».
Потом в буфете они пили кофе с бутербродами. Говорили о семьях. Разговор был хороший. Спокойный. Непринуждённый. Кадровик расспрашивал о Дальнем Востоке. Берзарин — о 27-й армии, о командирах. С этим настроением на следующий день он и отбыл к новому месту службы.
В Бологое прибыл к вечеру. И всю ночь просидел над штабными документами, входя в курс дел и пытаясь понять положение армии, состояние её частей и соединений.
На 27-ю армию его назначили временно, для «наведения порядка». Нарком заверил, что скоро последует перевод в Прибалтику. Сказал во время встречи: «Начальник Генерального штаба рекомендует вас как смелого и решительного командира. Такие нам нужны там, поближе к границе». Тогда же и договорились с С. К. Тимошенко, что семью из Хабаровска можно сразу перевозить туда, «поближе к границе».
Вскоре Наталья Никитична с дочерьми из Хабаровска перебралась в Ригу. Берзарин отправил своего адъютанта, чтобы помог семье с переездом и устроиться на новом месте. Вскоре адъютант вернулся из Риги и передал просьбу жены увезти её куда угодно, только бы подальше из Риги. Рига Наталье Никитичне не понравилась, и прежде всего отношением рижан к русским, к мигрантам, к переселенцам. Берзарин тут же перезвонил в наркомат, и там проблему решили сразу и радикально: пусть семья не распаковывает чемоданы и ближайшим же поездом возвращается в Москву — «жилплощадь генерал получит в российской столице».
В глубине души он надеялся, что, возможно, квартиру дадут в родном Ленинграде. Но — Москва так Москва…
Очень скоро он будет благодарить судьбу, что с местом проживания семьи сложилось так, как сложилось.
Родился Берзарин в Санкт-Петербурге 1 апреля 1904 года.
Отец, путиловский рабочий, слесарь, неплохо зарабатывал и вполне мог прокормить большую семью. Рождению сына был рад. До этого родились две девочки. Сына назвали Николаем. После него родились ещё две сестры.
Мальчик рос шустрым, хватким. Рано выучился читать, и ещё до школы одолел несколько книжек. Когда поступил в начальную школу, за один год смог усвоить программу и 1-го, и 2-го классов. Так что на следующий год пошёл сразу в третий класс.
В 1913 году Николай Берзарин поступил на вечерние курсы и получил специальность переплётчика. Работал в типографии. Профессия переплётчика ему понравилась. Цех тихий, не то что печатный, там шум, грохот. Рядом работают наборщики. Ловко набирают из касс — металлических ящичков — отлитые из металла буквы, складывают в слова и фразы, верстают целые страницы. Потом оттискивают на бумаге, вычитывают, не случилось ли ошибки. Если находилась ошибка или какая-либо помарка, тут же поправляли. Снова делали оттиск.
Переплётным делом он овладел быстро. Кожа, картон, бумага, клей. Оттиски краской, золотом. Присматривался к работе старых мастеров, перенимал различные тонкости и секреты. У тех книги получались — как шкатулки из мрамора. Ни морщинки, ни марашки. Между делом переплёл свою старую «хрестоматию» с картинками, подаренную отцом. По ней он учился читать. В ней сказки, стихи, рассказы любимых писателей. Младшие сёстры были довольны — теперь «хрестоматия» перешла к ним.
Так бы и работал Николай Берзарин в переплётном цехе, одевал в кожу тома Пушкина, Гоголя, Тургенева, Толстого и зарабатывал бы на жизнь своим мастерством, если бы однажды среди заготовок, которые шли внутрь переплёта, подклеивались для прочности и жёсткости, не попался плакат, который призывал молодёжь молодой Советской России вступать в ряды Красной армии.