Весьма оригинальным методом спасали Варшавский железнодорожный мост. С разных точек он был привязан к обоим берегам тросами, по 4–5 ниток в каждую сторону. Поверх моста поставили около 100 платформ, гружённых булыжником, чтобы повысить устойчивость опор, а также уменьшить вероятность разрыва мостового настила.
В наиболее критический момент лёд так надвинулся на этот мост, что образовался прогиб в центре его — нечто вроде полудуги, вогнутой в направлении течения. Поезд, стоявший с камнями на мосту, растянулся и, казалось, вот-вот разорвётся. Замечательно, что и это положение, близкое к аварии, не вызвало нервозности, не повлекло за собой необдуманных действий или отчаяния — авиация и сапёры планомерно продолжали своё дело. Более трёх суток длилась эта борьба со стихией. Мосты были спасены».
Одновременно с этим пришлось строить мост через Одер у Кюстрина, чтобы перебросить на плацдарм артиллерию поддержки пехоты 5-й ударной армии. Немцы контратаковали крупными силами при поддержке танков, и стрелковым ротам приходилось отбивать танковые атаки гранатами. Строили мост под непрерывным воздействием артиллерии и авиации противника. За неделю мостостроители потеряли убитыми 163 человека и 38 человек утонувшими, ранеными — 186 человек. Переброска к Кюстрину тяжёлой техники и вооружения была оплачена большой кровью. Но плацдарм удалось удержать, а впоследствии расширить, и он стал местом сосредоточения войск ударной группы 1-го Белорусского фронта для прыжка на Берлин.
Двадцать пятого апреля, когда войска фронта ворвались в Берлин, им на помощь для проламывания стен и бетонных укреплений прибыли орудия большой мощности с расчётами и достаточным запасом снарядов. Их быстро разгрузили с платформ первого эшелона, прибывшего на станцию Берлин-Лихтенберг. Спустя несколько часов орудия уже крушили немецкую оборону непосредственно в городе. Генерал Н. А. Антипенко доложил маршалу Жукову срочной телефонограммой: «Небо — Военному совету. Докладываю: сегодня 25 апреля в 18.00 по участку Кюстрин — Берлин открыто движение поездов до станции Берлин-Лихтенберг. Антипенко, Червяков, Борисов». Из штаба фронта тут же ответили: «Молодцы. Жуков. Телегин». Теперь боеприпасы, топливо и продовольствие начало поступать непосредственно в Берлин.
Как известно, наибольшее количество боеприпасов во время наступления «пожирает» артиллерия. Во время рывка на Зееловские высоты один стрелковый полк поддерживали пять артполков. В первый день атаки планировалось израсходовать 1 147 659 снарядов и мин, 49 940 реактивных снарядов. Каждый расчёт имел по два — два с половиной боекомплекта. Это — очень мало, значительно меньше, чем перед началом Висло-Одерской операции. Тем более что во время начальной артподготовки расчёты должны были израсходовать до полутора боекомплектов. По этому поводу начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал М. С. Малинин сказал Н. А. Антипенко: «Мы с вами имеем случай в истории нашей Отечественной войны, когда в силу особой обстановки мы вынуждены начинать наступление с неполными запасами, надеясь на подвоз боеприпасов в ходе операции». Подвоз действительно удалось наладить. По шатким вислинским мостам пошли поезда.
Кроме того, как и во время Висло-Одерской операции, маршал Жуков сократил артподготовку до 30 минут. «Полученная благодаря конкретному учёту обстановки экономия боеприпасов, — вспоминал генерал Н. А. Антипенко, — имела большое значение для последующих дней операции и штурма Берлина. Подход поездов хотя и продолжался, но доставляемые боеприпасы не могли бы обеспечить потребности войск в эти дни, так как противник сопротивлялся на каждом рубеже, и каждый новый день наступления наших армий начинался с артподготовки при расходе от 0,25 до 0,5 боекомплекта. Вот тут-то и пригодилась экономия от первого дня наступления на Берлин, тем более что гитлеровская артиллерия не была полностью подавлена и вела довольно интенсивный ответный огонь. В самом конце операции боеприпасов накопилось уже довольно много, и не случайно наши войска отмечали победу над фашизмом артиллерийскими залпами почти без всякого учёта выпускаемых снарядов.
Всего было подано боеприпасов с 1 апреля по 9 мая на 1-й и 2-й Белорусские и 1-й Украинский фронты (округлено) 10 тыс. вагонов, из них после 16 апреля — 6 тыс.».
Как видим, позиция специалистов по тылу на проблему начальной артподготовки по Зееловским высотам не только оправдывает решение маршала Г. К. Жукова сократить время ведения огня, но и подтверждает практическую разумность приказа.
Ещё когда проводилась Померанская операция на правом крыле 1-го Белорусского фронта, на очищенной от противника территории Восточной Пруссии возникла неожиданная проблема, которую пришлось решать тылу. Безнадзорный, брошенный бежавшими хозяевами ферм и фольварков скот. Фронтовики рассказывали, что всюду слышался рёв недоеной скотины. Солдаты, в основном деревенские жители, хорошо отличали рёв страдающих, давно не доенных коров. У некоторых уже начинался мастит. Тысячи бесхозных голов бродили по лугам, лесам и поймам.
Генерал Н. А. Антипенко приказал собирать коров в гурты, сдаивать молоко, на первых порах, чтобы спасти животных, хотя бы на землю, организовать поставку свежего молока и молочных продуктов для нужд войск. Этим тут же заняли женщин, насильно угнанных из оккупированных областей Советского Союза в 1942–1944 годах, бывших узников концлагерей, способных пасти скот и умеющих доить коров. Потребовалась масштабная ветеринарная помощь. Со всего фронта быстро собрали специалистов по лечению и уходу за животными. После того как сформировали гурты, отделили больных коров от здоровых и начали перегонять в места содержания, выяснилась новая проблема: европейские коровы не могут передвигаться на большие расстояния. Это вам не холомогорочки и не костромские коровки, которых перегоняли к фронту все годы войны от самой Волги и даже из Сибири, чтобы накормить воюющую Красную армию. Пришлось обрезать еврокоровам копыта, заливать смолой, чтобы они могли потихоньку перебираться своим ходом к вольным пастбищам.
«Спасая скот, — вспоминал Николай Александрович Антипенко, — мы думали о людях, освобождённых из концентрационных лагерей, об обездоленном населении прилегающих районов. В частности, благодаря этому мы смогли выполнить указание Советского правительства о выделении 5 тыс. дойных коров в распоряжение берлинских властей для обеспечения молоком детей до 13-летнего возраста из расчёта 200 г молока в сутки на каждого».
Война закончилась. Берлин лежал в руинах. Даже самые прочные здания с полутораметровыми стенами, превращённые защитниками города в крепости, были превращены в груды щебня артиллерией и сапёрами-подрывниками наступавших армий. Боеприпасов уже не жалели, хотя подвоз в какой-то момент прекратили. Забот у тыловиков не уменьшилось: надо было кормить не только победителей, но и побеждённых. Войска 1-го Белорусского фронта захватили в плен 250 534 военнослужащих. Целая армия! Которую до этого кормил Гитлер. Кроме пленных, надо было ещё кормить мирное население Берлина. А оно с каждым днём увеличивалось: перед штурмом жители города покинули свои дома и целыми семьями поселились в предместья и фольварки, спрятавшись от войны. Им внушили, что придут большевики и уничтожат всех. Но тут произошло обратное: разнеслись слухи, что русские, покончив с Берлинским гарнизоном, начали кормить детей, стариков и всех, кто нуждался в куске хлеба. Что раненым и больным оказывают медицинскую помощь. Что отремонтирован водопровод и началась подача электричества. Что заработали бани и магазины, рынки и кинотеатры. Что ремонтируются здания театров и картинных галерей. Что даже в варьете начались представления.