За дверями — судебное заседание. Домашняя работница Вильма… как вы пишете свое имя — через "w", a у вас тут "v", давайте переправим… Дерзкая стала, начала грубить, вела себя непристойно… Говорю, собирайте-ка вещи и убирайтесь… у меня свидетели есть… Я такими вещами не занимаюсь, я девушка порядочная… По шестое число, включая разницу за три дня, я согласен уплатить — 10 марок… жена моя лежит в клинике… Сколько вы требуете, фрейлейн? Иск предъявлен на 22 марки 75 пфеннигов, однако я должен констатировать… Не могу же я терпеть, чтоб со мной так обращались, только и слышишь "стерва" да "подлая тварь"… Прошу вызвать и допросить жену, когда она поправится, истица первая начала дерзить… Стороны пришли к следующему соглашению…
Дело шофера Папке против владельца фирмы кинопроката Вильгельма Тоцке. Что это за дело? Мне его только что подсунули… Ну, хорошо, пишите: присутствует ответчик Вильгельм Тоцке… Нет, нет, я только по его доверенности. Ну-с, хорошо… а вы служили у него шофером?.. Так что, недолго я служил… у меня случилось это несчастье с машиной… Говорит: принесите-ка мне ключи. Итак, у вас произошла авария. А что скажете вы по этому поводу? 28-го числа, в субботу, ему велели заехать за хозяйкой в Адмиральские бани, это было на Викториаштрассе, свидетели могут подтвердить, что он был вдрызг пьян. Он же горький пьяница, это во всей округе известно… Плохого пива я и в рот не беру… Машина была наша, немецкая, ремонт обошелся в 387 марок 20 пфеннигов. А как же произошло столкновение? А так, что машина сразу забуксовала, тормоза на все четыре колеса у нее нет, ну я передним колесом и саданул его в багажник. Сколько же вы в тот день выпили, ведь пили же вы что-нибудь за завтраком?…Нет, у шефа завтракал, там меня и кормят, шеф у нас добрый, заботится о своих служащих… Мы вовсе и не хотим взыскивать с этого человека убытки, а просто уволили его без предупреждения, за аварию в состоянии опьянения. Приходите за своими вещами; они валяются на Викториаштрассе. А шеф еще сказал тогда по телефону: вот обезьяна-то, как он машину исковеркал!.. А вы-то откуда это знаете?…Слышал, ваш аппарат такой громкий… думаете, раз мы необразованные, так и… А еще он сказал по телефону, что я запасное колесо спер… прошу допросить свидетелей! И не подумаю, обоюдная вина установлена…Не помню уж, как шеф сказал: не то скотина, не то обезьяна, и по имени его назвал… Хотите помириться на 35 марках? Сейчас без четверти двенадцать, время еще есть, можете вызвать его по телефону, но чтобы явился не позднее часа дня.
Внизу, на Циммерштрассе, у подъезда остановилась какая-то девушка; она случайно проходила здесь. Вот, приподняв зонтик, она опустила в почтовый ящик письмо. В письме говорится: "Дорогой Фердинанд, твои оба письма я с благодарностью получила. Я сильно ошиблась в тебе и не думала, что дело примет такой оборот.
Ты сам понимаешь: для того чтобы нам соединиться на всю жизнь, мы слишком молоды. Думаю, ты с этим в конце концов согласишься. Ты, может быть, думал, что я, как все другие девушки? Не на такую напал, мой милый! Или, может быть, ты думаешь, что у меня есть деньги? Тогда ты глубоко ошибаешься. Я ведь простая девушка из рабочей семьи. Теперь ты все знаешь, и поступай, как считаешь нужным. Если б я знала, что из всего этого выйдет, я бы и вовсе тебе не писала. Вот что я об этом думаю, учти и решай сам. Тебе видней. С приветом. Анна".
Во дворе этого же дома — во флигеле, на кухне, сидит другая девушка; мать ушла в магазин, и девушка тайком пишет дневник; ей двадцать шесть лет, она безработная. Последняя запись, от 10 июля, гласит: "Со вчерашнего дня я чувствую себя снова лучше; но светлых дней теперь так мало. Я ни с кем не могу поговорить откровенно. Поэтому я и решила все записывать. Когда у меня месячные, все валится у меня из рук, и каждый пустяк раздражает. Все, что я вижу в эти дни, вызывает во мне тягостные мысли, и я никак не могу отделаться от них; я страшно нервничаю и лишь с трудом могу заставить себя чем-либо заняться. Какая-то душевная тревога мучает меня — я хватаюсь то за одно, то за другое, но ничего у меня не клеится. Например: рано утром, когда я просыпаюсь, мне совершенно не хочется вставать, но я встаю через силу и стараюсь себя подбодрить. Но пока оденусь, я уже устаю. Одеваюсь я очень долго, потому что у меня в это время уже опять голова идет кругом от разных мыслей. Мне кажется, что я делаю все не так и что добром это не кончится. Бывает, брошу в печку кусок угля, вспыхнут искры, я пугаюсь, осматриваю себя с ног до головы, не загорелось ли что-нибудь на мне, и не испортила ли я чего, и не вспыхнет ли незаметно для меня самой пожар. И так — весь день; все, что ни делаю, кажется мне не под силу, а когда все-таки заставлю себя что-нибудь сделать, то у меня уходит очень много времени, хоть я и стараюсь справиться как можно скорее. Так и проходит день, а я ничего не успеваю, потому что все время занята своими мыслями, И как подумаю, что ничего у меня в жизни не ладится, сколько ни бейся, так и заплачу. Так у меня всегда проходят месячные. Они начались у меня на двенадцатом году. Мои родители считают все это притворством. Двадцати четырех лет я пыталась покончить с собой, но меня спасли. В то время я еще не имела половых сношений и возлагала на них большие надежды, но, к сожалению, напрасно. Я была очень умеренна, а в последнее время не хочу даже и слышать об этом, потому что я и физически очень ослабла.