В Атлантике бушует сильнейший шторм, из Северной Америки движутся в восточном направлении один за другим мощные циклоны, в то время как оба антициклона, центры которых находятся в Центральной Америке и в районе между Гренландией и Ирландией, удерживаются в местах возникновения. Газеты уже сейчас посвящают целые полосы предстоящему перелету дирижабля "Граф Цеппелин". Каждая деталь конструкции дирижабля, биография его командира и перспективы этого перелета подвергаются самому тщательному обсуждению. Восторженные передовицы превозносят германский гений, равно как и технические преимущества дирижаблей. Вопреки пропаганде в пользу самолетов не исключено, что будущее в области воздухоплавания принадлежит дирижаблям. Но перелет откладывается, Эккенер не хочет подвергать корабль излишнему риску.
И вот чемодан, в котором лежала Мицци, раскрыт. Она была дочерью трамвайного кондуктора в Бернау. Их было трое детей в семье. Ее мать бросила мужа и уехала, почему — неизвестно. Мицци осталась одна за хозяйку. По вечерам она иногда ездила в Берлин и ходила на танцульки к Лестману, несколько раз было и так, что кавалеры брали ее в гостиницу, потом уже было поздно возвращаться домой, и она ночевала в Берлине. Потом она познакомилась с Евой, так оно и пошло. Они были зарегистрированы в участке у Штеттинского вокзала. Для Мицци, которая сперва именовала себя Соней, началась легкая жизнь, у нее было много знакомых и немало дружков, а потом она вступила в постоянную связь с одним из них. Это был сильный человек, хоть и однорукий. Мицци полюбила его с первого взгляда и любила до самого своего конца. А конец ей был уготован печальный, плохо она кончила. А почему? Что она сделала? Она приехала из Бернау и попала в водоворот Берлина, не была невинна, разумеется, но была полна искренней, неугасимой любви к тому, кто стал ей мужем и кого она пестовала как дитя малое. И ее уничтожили потому, что она случайно оказалась рядом с этим человеком. Такова жизнь! Кто ее поймет? Мицци поехала в Фрейенвальде, чтоб защитить своего друга, и там ее задушили, прикончили. Был человек — и нет его. Такова жизнь!
С ее шеи и лица сделали слепок, и вот Мицци является уже только вещественным доказательством в уголовном деле, так сказать технической деталью, связующим звеном вроде телефонного кабеля. Вот к чему свелась ее жизнь. Сделали слепок с ее лица и шеи, раскрасили его в натуральные цвета, получился бюст из какого-то прозрачного материала, как будто целлулоида. Полное сходство с оригиналом. И вот эта вторая Мицци, вернее ее лицо и шея, стоит в шкафу, где хранятся вещественные доказательства…Ах, пойдем скорей домой! Кто же меня утешит, если не ты? Я — твоя… Это было на Алексе у Ашингера. А теперь она стоит под стеклом — она мертва; лицо ее, сердце ее, улыбка ее — все неживое; кто же меня утешит? Где же ты?
Франц, что ты вздыхаешь? Ева все наведывается к тебе и спрашивает, о чем ты думаешь, ты не отвечаешь, так и уходит она ни с чем. Почему? Что тебя гнетет? Весь ты как-то съежился… Прячься, прячься за углом, мы искать тебя пойдем… и продвигаешься вперед еле-еле маленькими шажками, будто наткнуться на что-то боишься. Ты же знаешь жизнь, ты ведь не с луны свалился, нюх у тебя хороший, и ты кое о чем догадываешься. Ты ничего не видел и не слышал, но что-то учуял. Ты все еще не решаешься посмотреть в ту сторону, отводишь глаза, но ты и не побежишь, человек ты решительный. И вот стоишь ты, стиснув зубы, и не знаешь, что тебе делать и хватит ли у тебя сил взвалить на плечи такое бремя.
А сколь много страдал Иов, муж из земли Уц, пока не испытал всего, и не осталось горя, которое могло бы еще на чего обрушиться. Напали на его стада савеяне и взяли их, а отроков поразили острием меча, огонь божий пал с неба и опалил его овец и отроков, и пожрал их, халдеи взяли его верблюдов, а отроков поразили острием меча, сыновья его и дочери его ели и вино пили в доме первородного брата своего, и вот большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и все они умерли.
Так тяжкие несчастья обрушились на него, но и на этом не кончились они. Иов разодрал верхнюю одежду свою, искусал руки свои, остриг голову свою, посыпал ее прахом. Но еще не испил он до конца чашу страданий своих. Проказою лютою поражен был Иов, от подошв и по самое темя был покрыт он струпьями, и сидел в пепле и навозе и весь гноился, и взял он черепицу и скоблил себя ею.