— Можно, но только в самых исключительных случаях! У нас на службе подслушивают. Это же в твоих интересах, дитя мое.
— Ах, я так боюсь… Но ведь никто не узнает, правда? Вы же никому не расскажете?
— Никому.
— Если узнает папа или мама — о, боже! Пожилой господин с довольным видом берет ее под руку.
— Никто не узнает — не бойся. Я никому не скажу ни слова. Ну, как прошел сегодня урок?
— Я играла Шопена. Ноктюрны. Вы любите музыку?
— Пожалуй. Иногда.
— «Мне хотелось бы вам что-нибудь сыграть, когда я как следует разучу. Но я вас так боюсь…
— Ну полно!
— Да, я всегда боюсь вас, но не очень, чуточку. Ведь мне нечего бояться вас, не правда ли?
— Нисколько. С какой стати? Мы ведь уже третий месяц знакомы.
— По правде, я боюсь только папы. Что, если он вдруг узнает?
— Послушай, детка, ведь можешь ты в конце концов выйти вечером погулять. Ты же не ребенок!
— Так я маме и говорю. И выхожу.
— Вот мы и идем, Тунтхен, куда нам вздумается.
— Ах, не называйте меня, пожалуйста, Тунтхен. Это я сказала вам только так, между прочим. А куда же мы идем сегодня? В девять я должна быть дома.
— Да мы уже пришли. Здесь наверху живет мой приятель. Его нет. Посидим, отдохнем — никто нам не помешает.
— Ой, я так боюсь! А вдруг увидят? Идите вы вперед. Я пройду одна вслед за вами.
Там, наверху, они, улыбаясь, смотрят друг на друга. Она стоит в уголке. Сняв пальто и шляпу, он берет у нее из рук папку с нотами и шапочку. Затем девушка подбегает к двери и выключает свет.
— Только сегодня недолго, у меня так мало времени, мне надо бежать домой! Я не буду раздеваться… ладно? А сегодня не будет больно?
Франц Биберкопф уселся со своим приятелем Мекком за стол, за которым сидело уже несколько шумливых мужчин, и стал ждать начала собрания. Мекк заявил:
— Отмечаться на биржу труда ты не ходишь, на заводе не работаешь, а землю рыть сейчас холодновато. Самое лучшее — торговать. В Берлине или в провинции — выбирай сам. Будешь иметь кусок хлеба.
— Берегись, зашибу! — крикнул кельнер, пробегая с подносом.
Приятели заказали пива. В ту же минуту наверху, над ними, раздались шаги, это на втором этаже господин Вюншель, управляющий, побежал вызывать «скорую помощь» — с его женой случился обморок. Мекк продолжал:
— Взгляни только на этих людей. Какой у них вид, а? Не похоже, что они голодают. Это же порядочные люди, не будь я Готлиб Мекк!
— Готлиб, ты меня знаешь, — я сам человек порядочный и с этим шутить не люблю. Скажи, положа руку на сердце: честное это дело или нет?
— Да ты погляди на этих людей! Что там говорить? Первый сорт люди, ты только погляди!
— Главное — чтобы дело надежное было, понял? Надежное!
— Чего уж надежней! Подтяжки, чулки, носки, передники или там — головные платки. Дешево закупишь — хорошо заработаешь!
На трибуне какой-то горбун докладывал о франкфуртской ярмарке. Следует самым решительным образом предостеречь другие города от участия в ней. Да, да! Ярмарка расположена в очень неудачном месте. В особенности — посудные ряды.
— Милостивые государыни и милостивые государи! Дорогие коллеги! Кто побывал в прошлое воскресенье в посудных рядах во Франкфурте, тот согласится со мной, что это издевательство над публикой.
Готлиб подтолкнул Франца.
— Да это он про франкфуртскую ярмарку. Ты ведь туда все равно не поедешь.
— Ничего, он человек стоящий, знает, чего хочет.
— Кто побывал на Магазинной площади во Франкфурте, тот во второй раз туда не пойдет. Грязь, гадость, настоящее болото! Далее, я с полной ответственностью утверждаю, что франкфуртский магистрат тянул дело чуть ли не до самого дня открытия. А затем решил отвести для нас Магазинную площадь, а не Рыночную, как обычно. Почему? Потому что, изволите ли видеть, Дорогие коллеги, на Рыночной площади городской базар, а если и мы туда нагрянем, то получится пробка, и городской транспорт будет якобы парализован. Это неслыханно со стороны франкфуртского магистрата, это просто плевок в лицо. Хороши аргументы, нечего сказать. Четыре раза в неделю базар, и нас поэтому гонят в шею! Позвольте, почему же именно нас? Почему не зеленщика или молочницу? Почему во Франкфурте до сих пор нет простого рынка? Почему, я вас спрашиваю? Кстати, и с торговцами зеленью, фруктами и другими продуктами питания магистрат обращается не лучше, чем с нами. Нам всем приходится страдать от головотяпства магистрата. Но хорошенького понемножку. Торговля на Магазинной площади шла плохо, овчинка выделки не стоит. Еще бы! Кому охота тащиться туда в дождь и слякоть? Наши коллеги, которые поехали туда, не выручили даже на обратную дорогу. Расходы на транспорт, плата за место, плата за простой, подвоз товара — все это деньги! Наконец хочу особо обратить, внимание присутствующих еще на одно обстоятельство: надо сказать прямо: общественные уборные во Франкфурте — это кошмар! Кому пришлось там побывать, тот их на всю жизнь запомнит. Такие гигиенические условия недостойны большого города, и общественность должна заклеймить их позором. Такие порядки во Франкфурте отпугивают покупателей и приносят ущерб торговцам. И, наконец, сами лавки и киоски, которые мы арендуем, узки, тесны и стоят чуть ли не друг на дружке, как сельди в бочке.