Выбрать главу

Но нас, русских, по большому счету, должны волновать не английские проблемы, а свои собственные. И здесь, с учетом вышесказанного, приходится с сожалением признать, что британские «палки в российских колесах» регулярно мешают нам решать их быстро и эффективно. Россия, динамично развивающаяся, самостоятельная и независимая, никак не входит в согласие с британскими интересами. Отсюда и три умерщвленных российских самодержца. И несколько срежиссированных в Лондоне неудачных для нас войн. И три (!) революции. Короче, все то, что дипломатично называют политикой сдерживания России. А по-простому, с легкого словца Императора Николая I, «Англичанка гадит!»

Эту хлесткую фразу приписывают генералиссимусу Суворову, поэту Вентцелю, да и много кому еще, поскольку она стала подлинно народным определением для постоянных происков и враждебных акций англосаксов по отношению к России в течение нескольких столетий. Но пустил ее в народ русский царь германских кровей, чей отец и наследник Екатерины Великой, был задушен по наущению лондонского посла в Санкт-Петербурге.

Николай Павлович не простил британцам этого вероломства никогда, хотя так ни разу и не позволил себе критически высказаться по поводу англофильства старшего брата, покойного Императора Александра I. Но он более чем прозрачно показал свое истинное отношение к Альбиону, не позволив сыну-цесаревичу вступить в брак с юной британской королевой Викторией, воспылавшей к русскому престолонаследнику нежными чувствами.

Как знать, может быть, с этим решением царя был упущен уникальный исторический шанс на реальное сближение наших двух держав? Хотя, вряд ли. Для Виктории интересы Британии всегда были выше любых личных мотивов. Романовы «подкладываться» под островитян также не собирались. Так что ничего хорошего пребывание в статусе принца-консорта будущему Царю-освободителю не сулило. Мог и умереть преждевременно. Если бы «климат не подошел».

Зато в реальной истории ярость отвергнутой женщины привела Англию и Россию к их единственному прямому военному столкновению в ходе Крымской войны, которую на Западе называют Восточной. Причем, европейцы в этом моменте более точны. Ибо все крутилось тогда вокруг «Восточного вопроса»: будет или не будет Россия стоять «ногою твердой» при Босфоре?

В тот момент, когда решалась судьба будущего Суэцкого канала, для Лондона было просто немыслимо допустить выход к Средиземке еще одного крупного игрока, кроме французов. Зато можно было постараться сделать Наполеона III, благоволящего султану и тайно мечтающего о реванше за разгром битого Кутузовым, Барклаем и Витгенштейном дядюшки, зачинщиком очередной свары с московитами. А заодно, вкупе с османами, ее главным жертвоприносителем.

Что такое русский штык, англичане хорошо понимали. И в эту войну наконец-то закрепили теорию практикой, под Балаклавой. Совсем уж скромно постоять в сторонке, пока подельники огребают за них, у бриттов на этот раз не получилось…

В итоге Крымской эпопеи, Франция, изрядно выдохшаяся на кровавых бастионах Севастополя, решила для лаймиз два наиглавнейших для них в то время вопроса. Россия на несколько десятилетий потеряла свой Черноморский флот и право беспрепятственного прохода ее военных кораблей через проливы. А Париж так поиздержался, что вопрос о единоличном владельце Суэцкого канала был вскоре без особых проблем решен в пользу лондонского «боевого трезубца» Дизраэли, Палмерстона и Ротшильда.

Но не меньшими проблемами, чем вражда с англичанами, оборачивались для России союзные отношения с Лондоном. В трех (!) мировых войнах, ведь войну с Наполеоном I логично считать первой мировой нового времени, мы прилежно таскали для англосаксов каштаны из огня. Ценой собственных громадных потерь, человеческих и материальных. И получали по их итогам второсортные «вершки-корешки». Или по голове оглоблей.

В первом случае мы заполучили себе ядовитую занозу на сотню лет вперед, — кусок Польши. Во втором — позор, братоубийственную гражданскую войну, тотальную разруху. В третьем — промышленно наименее развитую треть Германии и исторические области обитания западных славян. Для которых, как внезапно выяснилось, мы и не братья вовсе. Какая милая неожиданность! И в то же время кому-то достались две трети Рейха с Руром, Сааром и Круппом. Плюс Франция в виде бонуса…