Проверка болтливых посетителей Механошина показала, что пятеро из них являются инженерно-техническими работниками и служащими завода им. Ленина и ПЗХО.
Все они имели допуск к работам и документам, представляющим государственную тайну. Об ответственности перед государством за ее сохранность все они были предупреждены под подписку!
Здесь необходимо сделать небольшое отступление.
В период описываемых событий, в конце шестидесятых годов, в пермском управлении КГБ по настоянию промышленного отделения второго отдела было введено жесткое правило: даже в секретной переписке управления, касающейся пермских оборонных предприятий, слово «ракеты» не разрешалось печатать. Вместо него в тексте документа делался прочерк, само слово вписывалось потом оперработником от руки. Все это преподносилось как образец сохранения государственной тайны, обеспеченный нашими коллегами на всех оборонных предприятиях города, где к секретной работе были допущены тысячи людей.
Так создавалась лубочная картинка полного благополучия в деле сохранности государственной тайны, которого якобы добились руководители второго отдела, курировавшие это направление служебной деятельности. Жизнь показала, что все это далекие от действительности, только желаемые кабинетные представления о степени режимной воспитанности людей, допущенных к совершенно секретным работам. Это мнимое благополучие рухнуло на наших глазах в процессе работы по делу Механошина.
Никого из словоохотливых гостей «английского партизана» не насторожили странные обстоятельства его исчезновения из действующей армии в годы войны, причины, по которым он не вернулся на родину в 1945 году, а остался жить за границей и принял чужое гражданство, обстоятельства, которые привели его в последний год войны под опеку англичан. Его уголовное прошлое перед войной воспринималось всеми как веселое жизненное приключение. Кстати, от вопросов на эту тему Механошин ловко уходил и отвечал примерно так: «За границей тоже жить можно!» Но почему он остался там, так никому и не ответил. Зато в беседах с земляками пытался напомнить о своем «партизанском прошлом» в годы войны, чтобы повысить свою значимость в их глазах.
В отдел промышленной контрразведки нами была передана информация о крайне низком уровне бдительности и житейской осторожности, а также о степени ошеломляющей откровенности в беседах с иностранным гостем сотрудников оборонных предприятий, являвшихся носителями государственной тайны. Это вызвало крайне нервозную реакцию с их стороны. Началась возня вокруг выявленных нами болтунов с заводов им. Ленина и ПЗХО.
Пытаясь запоздало локализовать провал в воспитательной работе среди носителей секретов, наши коллеги из отдела промышленной контрразведки, видимо, слишком грубо наступили на пятки кому-то из выявленных нами болтунов.
Гость из Чехословакии стал заметно волноваться.
Было очевидно, что кто-то из бывших друзей успел его предупредить. Несмотря на настойчивые просьбы матери остаться, он спешно собрался и уехал, оставив в Перми один чемодан с нереализованной обувью.
После того визита в Мотовилиху, гражданин Чехословакии Механошин больше в Перми не появлялся.
Интересна такая деталь. Вернувшись в ЧССР, он обратился к властям с просьбой предоставить ему официальный статус «партизан Второй мировой войны» с вручением медали «Партизан — участник Сопротивления». Эта награда кроме общественного признания заслуг перед государством давала право на хорошие льготы в ЧССР. Власти ЧССР Механошину в просьбе вежливо отказали. Ему ответили, что за партизанской медалью ему следует обратиться к английской королеве, которой он лично служил. А о его заслугах в годы войны в национально-освободительном движении Чехословакии им ничего не известно.
На этом, собственно, и закончилась активная часть оперативной работы по проверке сигнала на нашего земляка, «английского партизана», который воспылал любовью к своей родине через двадцать лет после окончания войны.
Его правовой статус как гражданина другого государства не позволил нам за столь короткое время довести его разработку до логического завершения. Нам требовалось для этого согласование всех деталей по межгосударственным каналам с чехословацкой стороной.
На упреки по этому делу от куратора из КГБ СССР, который в то время как раз находился в Перми в командировке, я ответил, что, занимаясь проверкой гостя, мы видели в его лице в первую очередь гражданина Механошина, бывшего пермского вора-рецидивиста, дезертировавшего в годы войны из рядов советских вооруженных сил. Он нашел покровителей в лице английских разведывательнодиверсионных служб, а от участия в чешском национальноосвободительном движении уклонился. Уже в те далекие военные годы он сознательно выбрал своих будущих хозяев. Ну, а вопрос с его иностранным гражданством мог бы быть со временем решен нами путем взаимных согласований с чехами. Но вот времени на это у нас как раз и не было. Чтобы прояснить ситуацию, нам необходимо было действовать. Что мы и делали.
Промышленное отделение второго отдела отправило в Москву сообщение «Об успешном выявлении и пресечении канала утечки секретной информации». Эта победная реляция должна была подтвердить надежность системы обеспечения сохранности государственной тайны в Пермской области. Да, докладывать тоже надо уметь, чтобы сделать из явного провала еще один заметный шаг вперед по совершенствованию работы. Наличие явного пробела в работе по укреплению бдительности непосредственно среди лиц, допущенных к решению важных задач по укреплению обороноспособности страны, в докладной отражения не нашло. Хотя реальность, с которой мы столкнулись в ходе проведения своих оперативных мероприятий, свидетельствовала совершенно о другом положении дел на этом участке работы…
В начале 1972 года меня направили в Киев на трехмесячные курсы переподготовки руководящего состава. В отделе кадров я высказал сомнения о целесообразности моей переподготовки. Состояние здоровья у меня неудовлетворительное, перегрузки на работе выводили меня из строя, приходилось часто прибегать к стационарному лечению. Заниматься в полной мере физической подготовкой я уже не мог. Да и календарная выслуга лет подходила к финишу. К тому времени у меня уже была выслуга 23 года — оставалось всего два года до выхода в запас. Меня даже упрекнули в неразумности отказа:
«Люди рвутся на учебу, хотят три месяца отдохнуть от работы. А ты отказываешься!»
Пришлось согласиться. Должен отметить, что программа переподготовки была хорошо продумана. Я получил дополнительные, очень важные для работы знания, начиная от криминалистики, юриспруденции до разработки и проведения чекистско-войсковых операций.
На полевых занятиях, хотя физически они не были очень напряженными, у меня случился сильный сердечный приступ во время решения в лесу учебной задачи. Хорошо, что я был в паре с другим курсантом. Пришлось израсходовать весь аварийный запас таблеток, пока мы вышли к своему транспорту. В результате — три дня госпиталя и десять дней освобождения от учебы. Врач предупредила, чтобы после окончания курсов я пролечился в Перми в стационарных условиях.
В это же время мне последовало приглашение от начальника отдела кадров на курсах. Это был мой старый знакомый по совместной службе в Берлине во время второй загранкомандировки. Мы вспомнили с ним те времена, а потом он задал мне прямой вопрос: не скучно ли мне служить в Перми и не пора ли мне снова вернуться в Германию? Он сказал, что из Москвы уже был звонок в Киев, интересовались, как мне здесь «отдыхается». Вот ведь, бывает же так в жизни! Я сказал, что мой «отдых» вынужденно прервался, я пришел к нему на беседу из госпиталя, и что мои физические возможности, видимо, уже на пределе, раз элементарная прогулка по лесной пересеченной местности стала мне уже не по силам.
— Так и передай нашим общим знакомым в Москве. Для загранкомандировки я уже не пригоден по состоянию здоровья, — сказал я.
Так закончился тот кадровый разговор в Киеве.