Летчик нервничал, не глушил моторы и внимательно следил за ходом переговоров.
Вскоре на аэродроме показалась машина посла СССР. Новопашин представился послу, объяснил суть проблемы. Посол заверил его, что встречающий самолет человек является премьер-министром страны, подтвердил его полномочия. Потом посол лично присутствовал при приеме груза кампучийской стороной. Все окончилось благополучно, но каких переживаний это стоило старшему группы! Осознание важности выполняемой государственной задачи и жизненный опыт помогли ему в Индии и Кампучии найти правильное решение в непростых ситуациях. Обговаривая перед выездом за границу возможные осложнения, мы не могли предвидеть, как все обернется на самом деле.
Доставка продукции в эту страну каждый раз сопровождалась непредвиденными ситуациями. Ввиду постоянных изменений маршрута на воздушных трассах одну партию денег в Кампучию решено было доставить морским путем. Из Одессы груз отправился по Черному морю, далее через Суэцкий канал, Индийский океан, Южно-Китайское море до устья реки Меконг в Кампучии. Дойти по Меконгу до столичного порта Пномпень корабль не смог из-за резкого обмеления реки.
На сей раз группу возглавлял Ф. В. Глухих. Разгрузка была организована с трудом и происходила на временном, плохо оборудованном причале в устье Меконга. Вскоре скомплектовали первый конвой — колонну грузовиков с контейнерами под охраной. Пересчитали погруженное: это была одна треть от всей партии продукции. До столицы было порядка трехсот километров. Глухих собирался сопровождать головную колонну. Его отъезд был внезапно задержан сотрудником советского торгпредства, который срочно прилетел на вертолете. Он сказал: «Мы поедем вместе, когда прибудет новая охрана и необходимое количество грузовых машин. На трассе, ведущей в столицу, неспокойно, полпотовцы пошаливают!»
Когда прибыла охрана и транспорт, отгрузку с теплохода завершили, и новый конвой отправился в Пномпень.
В пути выяснилось, что первая колонна попала в засаду полпотовцев. Охрана была перебита, ее трупы были повсюду. Часть продукции была похищена. Стало ясно, что и в этой стране контрреволюционными силами отслеживались сроки поступления денег из России с целью их захвата.
Сопровождение иностранных грузов из соображений секретности оформлялось по документам как командировка в Москву. Когда таких командировок стало много, меня начали донимать звонками члены семей: почему в Москву отправляют так надолго? Поубавилось и число добровольцев, которых поначалу было много. Однажды я даже получил ультиматум.
Позвонила жена одного сотрудника, который уже побывал в деле и вскоре должен был отправиться в новую командировку. Сначала она уточнила, действительно ли я как руководитель кадровой службы направляю людей в длительные командировки в Москву «или куда-то там еще». Затем она сообщила, что у них двое детей, и она намерена сделать все, чтобы сохранить семью. Но если я еще раз отправлю ее мужа в так называемую Москву, то она разведется с ним. Таким образом, вина за распад семьи ляжет на меня. Угроза была серьезной.
Но не менее серьезным был тот факт, что наш сотрудник рассказал жене больше, чем имел право. Я пригласил его на беседу. Он признался, что рассказал жене о своей командировке. Я был вынужден официально предупредить его о нарушении им подписки о неразглашении и об отводе его от дальнейших загранкомандировок.
Инцидентов, подобных этому, больше не возникало.
Поэтому он не изменил общей картины понимания государственных задач, решаемых гознаковцами. Я свидетельствую в своих воспоминаниях об их добросовестном и сознательном отношении к своим обязанностям во время сложных заграничных командировок, которые стоили им и их семьям немалых переживаний. Мы не ошиблись в них, доверив им такое сложное и ответственное дело. Никто из них не обманул наших ожиданий.
Другой моей трудоемкой обязанностью на фабрике была работа с кадрами: прием и увольнение, подготовка и обучение вновь принятых рабочих. С учетом специфики гознаковского производства обучение они могли пройти только на фабрике.
Приходилось бороться с текучестью кадров. Не многие работницы выдерживали ручной монотонный труд в цехе контроля готовой продукции. Там требовалось жесткое соблюдение режима и хорошая нервная система. По причине низкой зарплаты высокой была текучесть в подсобных цехах.
Работа с кадрами тогда включала в себя и борьбу за укрепление трудовой дисциплины, борьбу с прогулами и пьянством, этим извечным российским злом. Я же занимался организацией участия сотрудников фабрики в сельхозработах. Работы носили сезонный характер: сначала помощь подшефным колхозам в ремонте техники перед посевной, потом заготовка кормов для животноводства, уборка зерновых и овощей. Выезды рабочих на поля, как правило, заканчивались только с «белыми мухами». Чтобы организовать размещение и питание рабочих фабрики в колхозах и совхозах, приходилось регулярно выезжать в Сивинский, Большесосновский и Пермский районы области. Иногда возникала необходимость урегулирования конфликтов с местным руководством. Все это происходило при постоянном одергивании со стороны Индустриального райкома КПСС, которое они называли помощью. Ничего, кроме раздражения, эта помощь не вызывала. Такие накачки ни коим образом не улучшали положение дел в колхозах и при этом еще изрядно портили нервы.
Особенно трудоемкой и изматывающей была работа «по коммунистическому воспитанию трудящихся», которая велась совместно с фабкомом в отношении пьяниц и нарушителей трудовой дисциплины. Она осуществлялась в цехах через группы дисциплины труда. Согласно должностным обязанностям, я, как заместитель директора по кадрам, также должен был ее возглавлять. Фабричная группа дисциплины имела свою стенную газету, стенды в цехах, через которые мы пытались создать обстановку нетерпимости вокруг таких проявлений.
Скоро я убедился, что только осудив их поведение непосредственно по месту их работы — в цехе, смене, бригаде, на участке, мы можем добиться реального результата. Этот вывод подтвердился путем анализа обстановки на местах в течение целого года, о чем я смело доложил на директорской оперативке. Неожиданно с этими своими выводами я попал в оппозицию к линии партии.
Я огласил свой опыт борьбы с этим злом на совещании директоров предприятий в горкоме КПСС. Но там я услышал совершенно иную точку зрения: с пьяницами и прогульщиками каждое утро должен заниматься директор предприятия лично. Тогда пропагандировался подобный опыт какого-то завода в Молдавии, на котором ранее побывал Л. И. Брежнев. Поэтому он считался передовым. В связи с этим на совещании был констатирован факт, что на Пермской фабрике Гознака не смотрят телевизор и потому не знают, что делать с пьяницами. То есть не следуют линии партии.
На следующий день на фабрику приехал секретарь горкома партии с задачей разобраться, почему здесь не перенимают передовой опыт борьбы с пьянством. Мне грозил выговор. К встрече я был морально готов.
Я предъявил годовые графики с анализом обстановки по всем цехам, итоговую справку по этой проблеме. Мы работали над ними с проверяющим с утра и до обеда. Я подробно осветил специфику этой работы в гознаковском коллективе, рассказал о своих усилиях, совместном вкладе в решение проблемы пьянства отдела кадров, фабкома, общественных организаций в цехах и профсоюза.
Я смог доказать секретарю горкома несостоятельность принятых на конференции решений в отношении борьбы с этим злом. Успешность нашего метода я подтвердил большой статьей из журнала «Работница», одобряющей именно такой подход на примере одной из подмосковных фабрик. К счастью, у проверяющего из горкома было искреннее желание разобраться в сути возникшего конфликта и методике нашей работы. Встреча закончилась его словами: «Я приехал с установкой: собрать факты и подготовить выговор вам и директору фабрики. Оказалось наоборот, ваша работа достойна того, чтобы ее пропагандировать как передовой опыт!»
От дальнейших попыток горкома втянуть меня в дело передачи нашего передового опыта я удачно уклонился. А после бесед с двумя инструкторами горкома я только убедился в своей правоте: опыт Молдавии они взяли на вооружение только потому, что там когда-то работал Л. И. Брежнев. Других аргументов в его пользу, кроме того что о нем говорили по телевидению, у них и не было.