В дополнение к этой работе партком фабрики и райком партии нагрузили меня еще одним общественным делом — руководством добровольной народной дружиной (ДНД) на фабрике. Под этим подразумевались организация и контроль выхода нарядов по графику, поддержание контактов с милицией до выхода нарядов на дежурство, разбор результатов дежурства. Работа ДНД тогда активно «направлялась» райкомом партии. А это, соответственно, требовало постоянного участия в бесконечных совещаниях и заседаниях.
Еще одной из бесчисленных граней воспитательной работы в трудовом коллективе и ее обязательным атрибутом была работа пропагандиста в сети партийнополитического просвещения. Им я был назначен также по инициативе парткома и вел эту работу все 30 лет своей службы на фабрике.
Обилие общественных поручений и расширенное толкование моих должностных обязанностей имело для меня один очевидный плюс. В максимально короткий срок я познакомился с руководящими кадрами, ИТР и служащими, со всем кадровым составом рабочих Гознака.
Нельзя не упомянуть еще об одной стороне производственной деятельности Пермской печатной фабрики Гознака, требовавшей также постоянного внимания. Это мощное полиграфическое предприятие выполняло не только секретные поручения правительства, серийно выпускало продукцию строго учета, начиная от банкнот, облигаций и других ценных государственных бумаг, до документов, удостоверяющих личность гражданского населения и военнослужащих. Оно выпускало также обычную полиграфическую продукцию, принимая заказы от городских и областных организаций. Именно на этом поприще общей полиграфии возникло несколько серьезных конфликтных ситуаций. При реализации этих заказов фабрикой возникла реальная угроза нанесения серьезного ущерба экономическим интересам государства, так как здесь, говоря нынешним языком рыночной экономики, фабрика вторглась в чужое поле деятельности.
По существовавшим в то время законам монополия на полиграфическую продукцию была закреплена правительством за Госкомиздатом. Он был в этой сфере монополистом и определял правила работы и имел строгие инструкции от Минфина. Речь идет о порядке печатания документов, имеющих у полиграфистов название «знаки расчета с населением». Проще говоря, это могла быть любая бумажка, на которой отпечатана типографским способом сумма денег, получаемая от населения за оказанную услугу.
Это мог быть трамвайный билет, абонемент в филармонию, квитанция из химчистки, билет в кино или театр, на посещение парка культуры и отдыха, талон на питание.
Министр финансов запретил системе Гознака печатать «знаки расчета с населением», предназначенные даже для внутреннего пользования у себя. Госкомиздатом был утвержден список типографий, имевших право на печать этих «знаков», порядок приема и учета заказов.
Согласно инструкции, заказы принимались типографиями только после согласования с областными финансовыми отделами. Облфинотдел брал на контроль сумму, которую заказчик мог получить после реализации отпечатанного тиража. По истечении определенного срока облфинотдел отчислял с предприятия-заказчика налог с оборота в государственный бюджет, ориентируясь на размер выручки. Могу привести пример, иллюстрирующий жесткость подхода Министерства финансов к выполнению требований о порядке печатания «знаков расчета с населением»: даже талоны для оплаты обеда в собственной столовой Гознак вынужден был заказывать в сторонней типографии.
Из фабричных архивных документов производственного отдела мне было известно, что в бытность работы на фабрике моего предшественника фабрика неоднократно выполняла заказы по печатанию «знаков расчета с населением», поступавшие от различных предприятий и организаций города. При этом никто на фабрике не мог дать мне вразумительного ответа, по какому праву фабрика шла на нарушение монополии Госкомиздата. Ни в одном из писем заказчиков я не увидел отметки о согласовании заказов с пермским облфинотделом.
Складывалось впечатление, что инструкция о печатании этих расчетных знаков либо не была доведена до сведения исполнителей, либо умышленно игнорировалась.
С этим вопросом я обратился к начальнику отдела Министерства финансов, приезжавшему на фабрику в качестве председателя комиссии министерства с целью проверки предприятия. На мою просьбу прислать из министерства дополнительное письменное разъяснение по этому поводу, он ответил согласием, хотя своего обещания так и не выполнил. А тогда он мне категорически заявил: «Фабрика не имеет право этого делать! Мы же видели ваши талоны в столовой. Вы правильно делаете, что печатаете их на стороне». Вот и все руководство к действию.
Эта скользкая тема неоднократно возникала в период моей работы на фабрике. Причем дважды такие срочные заказы поступали на фабрику именно в период моих отпусков. Чтобы предотвратить их попадание на производство, приходилось во время отпуска заезжать на фабрику «по пути», разговаривать с директором о поступлении заказов, о которых мне «случайно стало известно». Я напоминал Михаэлису об инструкции Минфина, и советовал вернуть заказчику заявки без исполнения «за отсутствием производственных возможностей». Приходилось объяснять, что такие заказы могут повлечь за собой серьезные уголовные расследования, что непременно подорвет репутацию государственного предприятия.
Конфликты не заставили себя долго ждать. Один раз заказ на огромную сумму исходил от областного комитета профсоюзов. Документ был подписан начальником финотдела и председателем Областного совета профсоюзов Н. А. Трофимюком, который был членом бюро обкома КПСС. Речь шла о печатании билетов для платных мероприятий во всех профсоюзных дворцах культуры области. Директор фабрики, оценив положение, занимаемое заказчиком, и наши предыдущие разговоры на эту тему, пригласил меня для выработки решения. Пришлось снова напоминать о запрете Минфина, об инструкции для бухгалтерии относительно порядка оформления подобных заказов и необходимости согласования их выполнения с облфинотделом. Мы договорились вернуть эту заявку с мотивировкой: «Для переоформления». Михаэлис заверил меня, что без моего письменного согласия заказ не будет принят. Когда же директору позвонил недовольный Н. А. Трофимюк, то он ответил ему, что это «возражения режима», переведя, таким образом, все стрелки на меня.
Вслед за этим у меня раздался звонок начальника финансового отдела облсовпрофа. Из разговора с ним мне стало известно, что он сам когда-то возглавлял финансовый отдел облисполкома. После этого мне осталось только напомнить ему о порядке согласования подобных заказов с облфинотделом, о чем он не мог не знать или не помнить.
Почему тогда, понимая истинную причину нашего отказа, он толкал меня на нарушение закона? На этом я прервал наш разговор.
Трофимюк не преминул нажаловаться начальнику УКГБ Н. И. Щербинину. Николай Иванович, выслушав от меня суть проблемы, одобрил мои действия, рекомендовал и впредь придерживаться позиции Минфина СССР. Но даже после этого история имела продолжение.
Вскоре во время работы на семинаре пропагандистов в Доме политпросвещения по громкой связи было сделано объявление: «Товарища Корнилкова просят срочно явиться в облсовпроф к члену бюро обкома КПСС товарищу Трофимюку!» Я сразу понял, что меня опять будут склонять к компромиссу по поводу этого заказа. Мне нужно было немного обдумать дальнейшую линию своего поведения, и я отправился в буфет выпить чашечку кофе.
Но сделать паузу мне не удалось, потому что ведущая семинара заметила, что я ушел не в том направлении, в которое она меня адресовала. Она догнала меня в буфете и выговорила мне за мою нерасторопность. Пришлось обдумывать свою позицию по пути к Трофимюку.
Кроме нас на встрече присутствовал еще заведующий финотделом Облсовпрофа. После серии лестных оценок о порядке на Гознаке мне был задан прямой вопрос: почему я возражаю против приема их заказа? Я решил быть лаконичным и согласился, что раньше подобные заказы выполнялись в нарушение прямых указаний Минфина и инструкции Госкомиздата, требующей взятия под контроль подобных заявок в областном финансовом отделе и КРУ. Но повторное нарушение этих документов недопустимо.