Для прекращения бесплодной дискуссии на тему «если нельзя, но очень хочется, то можно», я предложил единственно возможный выход. Облсовпроф переоформит заявку в соответствии с положениями бухгалтерского учета и получит визу о согласовании, заверенную гербовой печатью Пермского облфинотдела. Возможно также согласование с финотделом ЦК ВЦСПС с получением соответствующих виз. После этого мы гарантируем прием их заказа в работу и выполнение его в кратчайшие сроки.
Видя полное неприятие моих аргументов, я добавил, что мы не хотим быть вовлеченными в какие-либо разбирательства в связи с нарушением закона. Контроль за его соблюдением возложен на меня. Я не стал вступать в дискуссию об особом статусе профсоюзов, их особых правах.
В любом случае никто не освобождал их от уплаты налога с оборота и не давал права пренебрегать экономическими интересами государства. На этом моя «срочная и неотложная беседа» с членом бюро обкома КПСС закончилась. Но взаимопонимания мы не достигли.
Во время очередной проверки комиссией облсовпрофа соблюдения на фабрике норм трудового законодательства члены комиссии уделили самое пристальное внимание работе руководимого мною отдела кадров и приказам, которые я лично подписывал. С пристрастием они пытались определить, не зажимает ли режим трудовое законодательство. Я отнесся к этим фактам как к должным. Но был приятно удивлен итоговой беседой с председателем комиссии. Когда мы остались наедине, он сообщил мне, что ему была дана установка товарищем Трофимюком:
«Без выговора Корнилкову — не возвращайтесь». Председатель комиссии, однако, не обнаружил оснований для вынесения мне выговора. Я поблагодарил проверяющего за честную гражданскую позицию и высокую оценку работы всей кадровой службы. Мы расстались добрыми друзьями. Это стало логическим финалом всей истории с заказами от облсовпрофа.
Завершая эту тему, хочу заметить, что противостояние с облсовпрофом по поводу знаков расчета с населением было не единственным в этом ряду. Аналогичные заказы на фабрику пытались протолкнуть руководители пермской филармонии, трамвайно-троллейбусного управления, системы бытового обслуживания и балатовского парка культуры и отдыха.
Рычагом воздействия на меня деятели от культуры на сей раз избрали заместителя начальника управления КГБ.
Все руководители этих предприятий прекрасно понимали, что если заказ на печатание знаков расчета с населением попадет в типографии системы Госкомиздата, то это неизбежно потребует согласования с областным финансовым отделом. Предполагаемые суммы доходов будут учтены при расчете налоговых отчислений в государственный бюджет. Поэтому цель их была очевидна: разместить заказ на фабрике Гознака, уйти таким образом из-под контроля финансовых органов и получить возможность для финансовых злоупотреблений.
Поскольку подобные обращения на фабрику случались, как правило, в мое отсутствие, я задумался об источниках информированности потенциальных заказчиков о положении дел на предприятии и о наших производственных возможностях. Я умышленно задержал у себя на некоторый срок письмо из парка культуры и отдыха г. Балатово. Главный бухгалтер парка стал изводить меня настойчивыми звонками и уверять, что в цехе № 21 есть свободные производственные мощности. Кто помогал ему ориентироваться в нашем хозяйстве, стало понятно после визита ко мне на следующий день одной из сотрудниц бухгалтерии. На мой вопрос, понимает ли она, что лоббирует чужие интересы, которые идут в разрез с законом, она ответила: «Почему нельзя напечатать их заказ сейчас, если мы это делали для них раньше?» Я был вынужден посоветовать главному бухгалтеру подыскать для нее новую работу.
Я неоднократно поднимал эту проблему перед руководителями службы БХСС областного Управления внутренних дел. Они соглашались со мной, но оперативных мер по проверке вероятных финансовых злоупотреблений со знаками расчета с населением так и не предпринимали. Размеры денежных средств, выпадающих из-под контроля государства, были внушительны. Счет шел на миллионы рублей в старом исчислении. Работники БХСС ссылались на недоработки в законодательстве, но сами никоим образом не инициировали возможность поправок и пресечения злоупотреблений.
Не знаю, какие меры законодательного регулирования этой проблемы действуют сегодня в новых рыночных условиях, но до восьмидесятых годов прошлого столетия этот вопрос был актуальным с точки зрения защиты экономических интересов государства.
Вспоминаются еще несколько ситуаций, также связанных с приемом и размещением заказов.
В период подготовки олимпийских игр в Москве (Олимпиада-80) на фабрику приезжал представитель правительственной комиссии по организации этого мероприятия. Комиссию возглавлял заместитель председателя Совета министров И. Т. Новиков. У нас планировалось разместить заказ на изготовление «олимпийских денег», на обратной стороне которых шел пояснительный текст на английском, немецком и французском языках. Перевод на немецкий и английский языки, на мой взгляд, был безупречным. Французским языком я не владею, но схожесть в написании некоторых слов позволила мне усомниться в правильности перевода. Заказчик очень бурно отреагировал на мои сомнения и показал мне две гербовые печати московских специалистов, которыми был заверен перевод. Я объяснил, что могу ошибаться. Но цена ошибки переводчика может стоить гораздо больше. Заказ и так был привезен с опозданием, времени на его печатание едва хватало. А если его придется потом переделывать по причине ошибок в переводе, то он, скорее всего, будет сорван.
В конце концов, заказчик согласился с моими доводами необходимости проверки перевода текста на французский язык. За помощью мы обратились на кафедру иностранных языков Пермского государственного университета. Специалисты кафедры в официальном заключении подтвердили наличие в переводе грубых ошибок и предложили свой вариант французского текста. Именно с их переводом были отпечатаны «олимпийские деньги».
После завершения олимпиады в Москве я получил персональную благодарность за участие в ее подготовке, подписанную заместителем председателя Совета министров СССР И. Т. Новиковым.
С исполнением этого заказа было связано также одно неприятное событие режимного характера. В цехе контроля обнаружили при пересменке недостачу одного экземпляра «олимпийских денег», о чем мне сразу же доложили. В 23.00 я отправил в цех для организации расследования начальника первого отдела Н. П. Петухова. Смену задержали на рабочих местах. Быстро и четко организованное расследование дало свои результаты.
Подозреваемой оказалась новая сотрудница цеха, которая, согласно графику работы, ушла из цеха раньше, чем было начато расследование. Речь шла о хищении, а не просто о недостаче. Это было для фабрики чрезвычайным происшествием. После подготовки заключения о факте недостачи продукции строгого учета, было принято решение о выезде группы на квартиру подозреваемой. По моему настоянию в группу был включен работник ОБХСС. Он должен был предъявить свои полномочия только в том случае, если представители фабрики обнаружат на квартире похищенные деньги.
В четыре часа утра группа прибыла в Закамск по нужному адресу. Дома оказалась только мать виновницы.
После разъяснительной беседы мать сама рассказала, что вечером дочь принесла с работы какую-то бумажку. Она долго ее изучала, а потом в сердцах разорвала ее и бросила в мусорное ведро. Мать предъявила содержимое ведра. Прямо поверх мусора лежал разорванный экземпляр «олимпийских денег». Мы убедились, что правильно поступили, поехав к подозреваемой посреди ночи, как говорится, по горячим следам. Утром нам, скорее всего, уже ничего обнаружить бы не удалось бы.
Сотрудник ОБХСС нехотя предъявил свои документы и приступил к составлению протокола. Часам к семи утра с гулянки вернулась подозреваемая. Она в тот же день была уволена с фабрики по статье «отсутствие доверия администрации».