Нисходящее движение.
Верхний голос.
Нижний голос.
Ничего.
Как-нибудь.
Как-нибудь, что-нибудь.
Я вам не мальчик.
Я вам не мальчик и в советах ваших не нуждаюсь.
Как-нибудь и один справлюсь.
Как-нибудь и один, без тебя, справлюсь.
Впрочем, прошу принять уверения в моей искренней благодарности.
Луна.
Луна смотрит в окно.
Блюзовые вкрапления.
Тема поручена флейте.
Длительные пешеходные прогулки по городу и за городом.
Легкие сигареты, легкие вина.
Жизнь постепенно возвращается.
Родился я в красивой местности.
В первом классе у меня была похвальная грамота.
Дай чуть вперед. Дай чуть назад. Дай чуть вперед, и поехали назад. Дай чуть назад, и поехали вперед. Знак повышения, знак понижения, знак отмены.
Оса влетает в открытое окно и садится на занавеску, едва колеблемую тихим дыханием теплого осеннего вечера.
Что-то зимнее в этом сухом блеске подоконника, осы, занавески.
Слышен колокольный звон.
"А-сени-то-нет-а-сени-то-нет",- поет за окном какая-то птица.
А Сени-то нет.
Сеня - детское прозвище моего учителя.
Да, птица, здесь его нет.
Он сейчас в Афанасово.
Обычно в октябре он - там.
Там дачи, аллеи, пруд, лес, поле, дальний грохот сортировочной станции.
Почти вся его музыка написана там.
Почти вся моя музыка написана там.
Оса снимается с занавески, летит к столу, зависает над пепельницей, и пепел взлетает.
Луна.
Свет ее падает на картину, где луна освещает повешенного на дереве, а под деревом, опустив голову, стоит осел.
Сдвиг на полтона вверх - звук пустой и холодный.
Сдвиг на полтона вниз - звук пустой и холодный.
Стынет водка в рюмке одиноко.
Жаль, что тебя нет здесь.
Будь здоров, мой друг и учитель.
Здесь по-прежнему тепло и можно гулять в костюме, а дома уже холодно, и позднюю капусту за Шпалорезкой уже, наверное, срезали, да, срезали, подтверждает жена, воры срезали - и у нас, и у одинокой соседки слева, и у одинокой соседки справа, и они плакали, а она не плакала, а как у тебя? У меня? Ну, работаю, стараюсь. А вино? Вино? Ну, иногда. Веди себя хорошо. Хорошо. Мы скучаем по тебе. Я тоже. Обнимаю. Обнимаю.
Вечерние толпы гулящих, блеск металла, стекла, мрамора, музыка уличных музыкантов, ночной шум листвы и фонтанов, блеск проституток вдоль сверкающих витрин, одна из них кивнула мне, я пожелал ей удачи и побрел дальше, куда-то зашел, еще куда-то зашел, очнулся за столиком в пустом ресторане, официантка вопросительно взглянула, я допил остатки и побрел домой.
Сдвиг на полтона вверх - звук пустой и холодный.
Сдвиг на полтона вниз - звук пустой и холодный.
И море замерзло, и небо замерзло, а в степи от страшного суховея сгорают цветы и пчелы.
На терцию выше - пепел, зола.
На терцию ниже - пепел, зола.
Вдруг что-то блеснуло!
Вдруг что-то блеснуло!
Да, блеснуло!
Блеснуло.
Блеснуло...
Как лопата при эксгумации.
Лекция. Что можно сказать начинающим? Ничего. Лучше не начинайте. Предложение превышает спрос. Где-то мелькнуло, что композиторов уже пора вешать. Не пополняйте армию сумасшедших. Не умножайте тоску невостребованности. Загнетесь в поисках нового, чтобы выразить старое.
Солнце светит в окно, птицы поют, строители напевают, насвистывают что-то свое, восточное, в немецких строительных лесах, дети идут в школу, клерки склонились над бумагами, азиаты цыганским табором расположились на зеленом газоне, рыжий полицейский с овчаркой смотрит в их сторону, плывет баржа, покачиваются на воде утки, лес, тишина, безлюдье, стены, окно, потолок.
Зачатие случилось где-то здесь, в этих землях, в условиях подневольных работ и последних конвульсий гигантской международной бойни.
Суп пакетный, картошка, селедка, чай.
Георгий после выставки не стал возвращаться домой, в Грузию,- не до художников там сейчас.
Моника на работе.
Вот и здесь уже появились желтые листья.
А дома их уже много.
Ветер подует, листья посыплются, полетят, знакомая приемщица стеклопосуды, бывшая гобоистка, поддаст и уснет на ящиках, шумит осеннее море, катятся по степи катран татарский и качим метельчатый, миграция птиц, теплые утки над холодным морем, опустели поля, опустели леса, неопределенность, текучесть, медленное движение, долгое пребывание в одном состоянии.
Длительные пешеходные прогулки по городу и за городом.
Жизнь, кажется, возвращается.
Господи.
Господи.
Восходящее движение, нисходящее движение, верхний голос, нижний голос, на терцию выше, на терцию ниже, взять аккорд чуть раньше, взять аккорд чуть позже, нежелательный ход на увеличенную секунду, дополнительный шаг на один знак, по чистым квинтам вверх, по чистым квинтам вниз, пианиссимо, форте, тритоновая транспозиция основной формы ряда, глиссандирующие обертоны всеинтервального ряда, секвенция из нисходящих трезвучий в триольном движении, восьмикратно повторенные звуки центрального уменьшенного септаккорда и двукратно повторенные звуки двух побочных уменьшенных септаккордов, переход доминанты в субдоминанту, модуляции, отклонения, сопоставления, смена регистров, рыба тянет лодку все дальше от берега, я устал, но продолжаю крепко сжимать веревку, впервые мне приходится сражаться с такой огромной рыбой в одиночку, гетерогенность, мультипликативность, пермутация, ротация, интерполяция, залы будут переполнены, многие будут плакать, многие долго не будут расходиться после концерта, все дальше и дальше от берега в бездну ночного, штормящего моря, всколыхнется весь музыкальный цвет Берлина, все выше и выше волны, все громче и громче рев стихии, тяжелый ритм на фоне стонущих струнных, напряжение достигает высшей точки, ослепительная сонорная вспышка в верхнем регистре, газы, говно.
Да, публика долго не будет расходиться после концерта, чтобы плюнуть мне в харю.
Учитель, учитель!
Сеня!
Молчит.
Смотрит в сторону, отрешенно.
В Моцарте было много женского, но у тебя уж слишком, сказал он в Афанасово, на рассвете, после очередной моей истерики.
Смотрит отрешенно, молчит, уходит.
Идет к учителю своему, подстригает его, купает, кормит кашей, идет к ученику своему, смотрит его партитуру, находит ошибки, подсказывает, что делать дальше, идет по усыпанной опавшими листьями аллее, выходит в мокрое поле с последними цветами, идет под моросящим дождем по скользкой тропинке в сторону темного леса, кто-то плачет и стонет в кювете, это пьяная поселковая женщина, он на закорках доставляет ее домой. Уходит в сторону темного леса, исчезает.
Зеленый плащ, клетчатый шарфик, черный берет на копне черных вьющихся волос.
Уходит, исчезает.
Стены, окно, потолок.
Потолок, стены, окно.
Чьи-то шаги, кто-то идет сюда.
Что-то знакомое в этих шагах, что-то знакомое в этих слегка шаркающих шагах.
Неужели?! Не может быть!
Неужели простил, бросил все, примчался на помощь?!