4 сентября 1942 г. вишистское правительство учредило так называемую Service du Travail Obligatoire, сокращенно STO (обязательную трудовую повинность). После этого все французы призывного возраста (некоторое число из которых ранее по системе «releve» («смены») добровольно вызвались работать в Германии, чтобы дать тем самым возможность вернуться домой части уже немолодых военнопленных) были принуждены это делать в обязательном порядке. Эта мера, которой, естественно, воспротивились тысячи юношей, более чем что-либо способствовала распространению так называемых «maquis» («маки») — центров партизанского сопротивления в сравнительно отдаленных районах страны.
Ночевала в отеле «Эден» с Татьяной, которая приехала на несколько дней. Звонила Мама, сообщили ей об отставке и аресте Муссолини. Теперь в Италии у власти Бадольо.
10 июля союзники высадились в Сицилии. Спустя две недели, 24–25 июля, Высший фашистский совет Италии предложил королю Виктору Эммануилу III вновь взять на себя всю полноту власти, после чего Муссолини подал в отставку и был незамедлительно арестован по приказу короля и интернирован в горах Абруцци. Сформировать правительство было поручено маршалу Бадолъо, бывшему начальнику Генерального штаба и вице-королю Эфиопии.
Вторник, 27 июля.
Татьяна поехала в Дрезден лечиться вместе с Марией-Пиляр Ойарсабаль. Идя обедать, мы обнаружили, что за нами следует какой-то мужчина, он пересел с трамвая на автобус и не отставал от нас. Мы встревожились и попытались было избавиться от него, войдя в какой-то дом, но он ожидал нас снаружи, когда мы вышли. В конце концов он пристал ко мне и заявил, что ему не нравится, что мы говорим по-французски. Раньше такого не случалось, но усиливающиеся бомбежки всех ожесточили.
Среда, 28 июля.
Гамбург бомбят каждый день.[90] Очень много жертв, разрушений уже так много, что практически весь город эвакуируется. Рассказывают про маленьких детей, которые бродят по улицам, разыскивая пропавших родителей. Матери, по всей видимости, погибли, отцы на фронте, и опознать детишек некому. Кажется, за это взялась НСФ, но трудности огромные.
Четверг, 29 июля.
Пытаюсь уговорить Мама уехать к Татьяне в Кенигсварт, но она отказывается, говоря, что может понадобиться мне здесь. Мне по нынешним временам было бы гораздо легче знать, что родители в безопасности, и не беспокоиться за них — особенно за Мама, которой здесь угрожает вполне реальная личная опасность.
Из воспоминаний Мисси, записанных незадолго перед кончиной в 1978 году:
Осенью 1942 года Мама провела некоторое время у своей приятельницы Ольги Пюклер в Силезии, где оказался ее муж Карл-Фридрих, приехавший с русского фронта в отпуск. Союзники только что высадились в Северной Африке, и Мама, как всегда, не стеснялась предсказывать то, что станет с Германией, если будет продолжаться ее теперешняя политика в России.
Через две недели в мою комнату в министерстве вошел Йозиас Ранцау, закрыл дверь и молча вручил мне копию письма, подписанного графом Пюклером и адресованного Гестапо. В нем было сказано примерно следующее: «Княгиня Васильчикова — подруга детства моей жены — настроена против нашей политики в России и критически отзывается о нашем отношении к военнопленным. У нее много влиятельных знакомых в лагере союзников, и сведения, которыми она может их снабдить, представляли бы опасность для Германии. Ее не следует выпускать из страны». Гестапо направило письмо в Министерство иностранных дел с указом не выдавать Мама выездную визу, если она ее запросит.
Во время войны в Германии подобный донос обычно приводил жертву в концлагерь. Йозиас сказал мне, что Мама ни в коем случае не должна пытаться уехать из Германии; самое разумное для нее было бы на некоторое время исчезнуть из виду, например, погостить у Татьяны в Кенигсварте, тем более что она уже начинала привлекать к себе «недоброжелательное внимание» своими усилиями по организации помощи советским военнопленным.
Мама всегда была ярой антикоммунисткой — что неудивительно, если принять во внимание, что двое ее братьев погибли в самом начале революции. Она придерживалась этой несгибаемой позиции двадцать лет, и дело дошло до того, что даже Гитлер виделся ей в благоприятном свете, согласно принципу «враги моих врагов — мои друзья». Когда она приехала в Берлин на свадьбу Татьяны в сентябре 1941 года, она еще надеялась, что немецкое вторжение в Россию приведет к массовому народному восстанию против коммунистической системы; после чего с немцами, в свою очередь, разделается возрожденная Россия. Так как она не жила в Германии сколько-нибудь длительное время при нацистах, ее было нелегко убедить, что Гитлер — не меньший злодей, чем Сталин. Мы же с Татьяной, успевшие уже некоторое время прожить в Германии, были свидетелями гнусного сговора между Гитлером и Сталиным с целью уничтожения Польши и из первых рук знали о немецких зверствах в этой стране; поэтому у нас не было подобных иллюзий.