Рич чуть задохнулся от смеха и несколько секунд переводил дыхание. Наверняка валялся с телефоном на диване.
– Отличный совет, Ричард. А потом выяснится, что у него комплекс Наполеона. Я непременно подумаю. Кого я разогреваю?
– Это же вечеринка, Уильям. Ничего особенного, никаких звезд.
– Я первый или второй?
– Я так понимаю, что первый.
– И кто идет после меня?
– Дуэт «Богини».
– Скажи, что они мысли читают, а не стриптиз танцуют.
– Они заявлены как эротическое шоу.
– Я горжусь собой, Ричард. Я дорос до разогрева у стриптизерш.
– Да брось, Уильям. Я видел этих девиц, сам бы их разогрел, если понимаешь, о чем я.
– Сколько?
– Двести пятьдесят. А может, и с девочками подружишься? Покажешь им фокус с раздеванием?
– Свежая шутка.
Рич снова затянулся.
– Брось ты свое шотландское нытье. Слушай, если ты переспишь с ними, я откажусь от процента.
– Ричард, ты просто душка.
Он закашлял от смеха, и я повесил трубку.
* * *Вечер начался неудачно. Из-за угрозы взрыва закрыли некоторые станции метро; девушка, что вызвалась мне ассистировать, получила предложение поинтереснее и отказалась выступать. Я прикинул, смогу ли найти добровольца из публики, но подвыпившие копы в предвкушении стриптиза не внушали надежды. Я трясся в вагоне, зажатый между аборигенами с проездным в кармане, которые скорее рискнут жизнью, чем поедут на автобусе, и нервными туристами, готовыми взлететь на воздух в любую минуту, и очень хотел послать все к чертям. Но мои дела с Ричем и без того шли неважно, а утром домовладелец прислал мне открытку с предложением платить или убираться.
Мне предстояло выступать в закрытом клубе в Сохо. Я прошел почти целый квартал, прежде чем понял, что проглядел место назначения. Пришлось возвращаться. Вход прямо с улицы, зеленая дверь без опознавательных признаков – только номер и звонок сбоку. Я нажал кнопку, и где-то в здании гудение известило о моем прибытии.
Несколько секунд было тихо, затем послышалась возня, и в двери со скрипом открылось окошко. За кованой решеткой показалась пара зеленых глаз с накладными ресницами и изумрудным блеском на веках. Глаза не мигая уставились на меня, как на живого динозавра.
– Я от Джо, – сказал я, и окошко захлопнулось. Когда я понял, что дверь не откроется, я позвонил еще паз. На этот раз я представился и, не получив ответа, добавил: – Я иллюзионист.
– Чего?
Полный презрения голос с акцентом кокни оказался намного моложе, чем я ожидал. Я одарил даму фирменной улыбкой Уильяма Уилсона и пояснил:
– Фокусник.
Глаза посмотрели на меня сверху вниз и не нашли ничего интересного.
– Забавно, я приняла тебя за паршивого комика, – сказал голос, и дверь открылась. – Опаздываешь.
Дверь вела в крошечный коридор, разделенный стойкой на приемную и гардероб. Пол, стены и потолок укутаны черным ковролином. Под резким неоном видны ожоги от окурков и мелкий мусор, забившийся в ворс. Гуру дизайна, конечно, поморщится, но, если приглушить свет, для подобного заведения вполне сойдет.
Глаза принадлежали крупной бледной девице, затянутой в красно-черное платье с лифом на шнуровке, который с трудом сдерживал ее грудь. Таких девиц любят щипать старикашки – здоровая, спелая, упругая. Стоит преодолеть ее тяжелый взгляд, и лучшей подушки в мире не найти. Копна золотых кудряшек забрана на затылке, щеки слегка нарумянены – пышная, сладострастная, вся какая-то викторианская. Моя бабушка назвала бы ее проституткой, а по мне, она была слишком хороша для этого места.
Девушка подняла откидную доску и вновь опустила, зайдя за стойку.
Я улыбнулся.
– Королева приемной?
Я рассчитывал вызвать симпатию – не вышло.
Не обращая на меня внимания, она включила лампу «Тиффани» на стойке и приглушила верхний свет.
– Что в чемодане?
– Реквизит.
– А кролик есть?
– Да, невидимый.
Она посмотрела на меня с отвращением, и за слоем косметики я вдруг разглядел подростка.
– Билл наверху, болтает со шлюхами.
Очевидно, она привыкла иметь дело с уродами, и я хотел сказать что-нибудь умное, дать ей понять, что я не один из них, но в голову не пришло ничего кроме:
– Наверное, мне надо пойти представиться.
Она пожала плечами, будто и не ожидала ничего другого, и кивнула на двери:
– Гримерные через бар, вверх по лестнице.
Бар оказался копией фойе, только темнее и просторнее. Свет разноцветными пятнами скакал по стенам, на крошечном танцполе гремел последний хит. Серьезного вида мужчины, явно не расположенные к танцам, пили за медными столиками. На такое веселье грех не опоздать. Они замолчали и проводили меня взглядом. Тяжелая публика. Я бы сказал, неподъемная. Я кивнул им в знак приветствия, а они продолжали смотреть, и выражения лиц у них были абсолютно одинаковые. Мне вспомнилась стая рыб, плывущих синхронными рядами в океанских глубинах. Интересно, двести пятьдесят – это с процентом Рича или без? Вечно я забываю спросить.