Он запнулся, и я подсказал:
– Ноэль Коуард.[31]
Коротышка смутился:
– Ну то есть живи сам и не мешай другим, я считаю.
Монтгомери достал наручники и пристегнул меня к себе. Кто-то в толпе прокомментировал:
– О-о, садо-мазо.
Остальные молчали. Чудесным образом народ расступался перед нами до самых дверей.
– Точно. – Монтгомери мрачно усмехнулся. – Пойдем прогуляемся.
По субботам Аргайл-стрит кишит людьми, и вряд ли кто обратит внимание на двух прилипших друг к другу мужчин. Я прихрамывал на больную ногу, Монтгомери ловко подстроился, и мы побрели не спеша, как отец и сын после пары кружек пива.
Взгляд зацепился за небольшую картонку на фонарном столбе: разноцветные клоуны и улыбающиеся лица. Красными буквами старательным детским почерком подписаны время и место представления. В верхнем углу усатый фокусник достает из цилиндра довольного кролика. Я взглянул на Монтгомери, но он был слишком занят изучением толпы. Самодельные афиши, разрисованные цветными карандашами, украшенные блестками и фольгой, красовались на каждом столбе и вели к Паноптикуму – моя собственная дорога из желтого кирпича. Оставалось только надеяться, что Монтгомери ничего не заметит.
Навстречу шел ископаемый старичок и с неумолимостью танка катил на нас свою жену в инвалидном кресле, увешанном сумками и пакетами. Странно, что для недельных закупок они выбрали день, когда в магазинах не протолкнуться. Хотя, возможно, им просто нравится давка. Монтгомери сделал шаг влево, я пошел за ним и в последнюю минуту метнулся вправо, заключив кресло в наши объятия.
– Господи боже, вы что, ослепли? – проскрежетал старик, тощий, как цирковой йог, с серо-зеленой кожей ракового больного. Его жена хихикнула. Ее нарумяненное веселое лицо напоминало невероятно щекастого пупса. Плоть складками катилась по слоновьим ногам в расшнурованные кеды. Прямо-таки мистер и миссис Спрэт.[32] Наверняка они меняются в кресле. Сегодня он, надрываясь, тянет ее тушу, завтра она, сотрясая землю, повезет его мощи. Любовь побеждает все, кроме нищеты, болезни и смерти.
Монтгомери резко дернул наручники, но я не обратил внимания.
– Прошу прощения, у нас мальчишник, и старый Монти шутки ради пристегнул меня к себе, – сказал я старику.
– Ладно. – Его зеленое лицо раскраснелось от раздражения и повышенного кровяного давления. – Весельчаки хреновы.
Миссис Спрэт с укором посмотрела на мужа. Монтгомери попытался схватить меня за шиворот, но я увернулся и наклонился к креслу:
– Поцелуете обреченного?
Она засмеялась и влепила мне звонкий поцелуй в щеку, обдав парами бренди.
– Ты тот еще пройдоха. Несчастная твоя невеста, ты испортишь ей жизнь.
– Вот. – Я вытащил из кармана десятку. – Выпейте за меня. На удачу.
– Побереги деньги, сынок. Они тебе еще пригодятся.
Она отпихнула купюру, Монтгомери резко схватил меня, и мы столкнулись. Этого я и ждал. Он переложил бумажник во внутренний карман. Его пиджак перевешивал на правую сторону. Наверняка там лежат ключи. И, надеюсь, один из них от наручников. Я быстро нащупал связку и ловко переложил в свой карман, не уверенный, обрел ли свободу или только доступ к далеким бледным комнатам, где Шейла Монтгомери столько лет оплакивала сестру.
– Удачи, сынок, – прокричала вслед миссис Спрэт. – И не обижай свою милую.
Старик покачал головой и покатил ее к Галлоугейту.
Мы поднимались по обшарпанной лестнице Паноптикума, и Монтгомери все больше нервничал:
– Что это за место?
– Я же сказал, я храню тут свои сокровища.
– Чем тебе не нравится банковский сейф?
– Здесь надежно, как в банке, но совершенно бесплатно.
– Чертов шотландец, – фыркнул хМонтгомери.
Я услышал смех наверху и посмотрел на Монтгомери, но он, ничего не замечая, качал головой:
– Не нравится мне это.
– Ты просто психуешь на финише. Я в твоей власти. Дуло в спину, наручники на запястье и пара грозных мечей над моей головой. – Я говорил мягко и спокойно. – Я не меньше тебя хочу поскорее с этим покончить.
Монтгомери ткнул меня в спину пистолетом. По коридору снова прокатился смех, и он замер:
– Что это?
– Да не дергайся так. Внизу игровой зал. По субботам у них бинго. – Я улыбнулся. – Что случилось? Боишься привидений?
Он толкнул меня вперед:
– Давай уже.
– Да, пора, – сказал я, взглянув на часы, открыл дверь и вывел его на сцену.
На лице Джонни отразилась смесь замешательства и облегчения, когда я вытащил на свет Монтгомери, не пытаясь скрыть, что мы скованы наручниками. Я кивнул, он поднял руки и вместо заготовленной шутки выдал: