«Известинец» Эдуард Поляновский утверждал: Берест, будучи в «доме Гиммлера», составил опись картин, часть из которых вскоре попала в дом «одного маршала». Трудно сказать, занимался ли замкомбата по политчасти описью ценного имущества в штаб-квартире министра госбезопасности третьего рейха, но вполне возможно, что он помешал «трофейщикам».
Еще о происшедшем в том же «доме Гиммлера», якобы в самом кабинете рейхсфюрера. Попав в кабинет Гиммлера, Алексей Берест в открытом сейфе обнаружил множество «наградных» часов, в свое время предназначенных для гитлеровцев, которые первыми ворвутся в Москву. Замполит принял решение: эти «награды» вручить тем, кто первым ворвался в центр Берлина, — стал раздавать часы своим солдатам. А незнакомому офицеру, оказавшемуся в помещении — то ли из вышестоящего штаба, то ли из СМЕРШа, — отказал. В ответ на протянутую руку Берест произнес: «Это — часы для тех, кто взял «дом Гиммлера» и пойдет на рейхстаг». Дальше — больше. В общем, слово за слово: «С такими длинными руками надо стоять у церкви, там подадут…». Такие слова запомнит любой, а при случае — припомнит и отыграется…
Можно было бы пересказать и другие «похожие» истории-версии. В них — трофеи Гиммлера, перешедшие к Жукову, и оскорбивший замполита старший по званию офицер, фигурантами различных версий выступают и немецкие генералы, и японский консул…
Отдельные рассказы — о происшедшем в швейцарском посольстве, особняк которого располагался на пути к рейхстагу. Как известно, Швейцария почти полторы сотни лет до этого избегала участия в войнах, была нейтральной страной. Но как сохранить этот статус конкретным дипломатам в конкретном здании в условиях конкретного боя? Даже не боя, а сражения? Понятное дело: волна наступавших, чей натиск был неудержим, прокатилась по «нейтралам». Берест со своими солдатами ворвался в посольство — кто мог тогда разобрать, что оно экстерриториально со «своей» неприкосновенностью? — без стрельбы и «прочего» не обошлось. Говорят, что «нейтралы» после этого сверх оперативно направили соответствующую протестную ноту…
Так или иначе, но Алексея Береста со званием Героя обошли. Как и начштаба батальона Кузьму Гусева, шедшего в первых рядах атакующих. Как и многих других. А дальше… А дальше произошло то, что в нашей стране происходит, увы, нередко. А точнее, возведено в жизненный принцип-правило: часто наказывают невиновных, а поощряют непричастных.
После победного мая 1945-го довольно скоро были «канонизированы» «официальные» герои — Егоров и Кантария, к которым притёрлись, прилипли и иные «героические персонажи». О Бересте, Гусеве, Щербине, Пятницком, представлявшихся к званию Героя, напрочь забыли. Более того, «по-своему» толковался сам ход боев в центре Берлина.
На стене в моем рабочем кабинете висят портреты трех военачальников, к которым я всегда, можно сказать, с детства, неизменно относился и отношусь с нескрываемым уважением — И. В. Сталина, Г. К. Жукова и Н. Г. Кузнецова. И неизменность этого отношения, надеюсь, сумею сохранить и в дальнейшем, несмотря на метаморфозы общественного сознания в условиях часто меняющегося к ним отношения в нашей стране. С годами, правда, постепенно приходило понимание: они не безгрешны. Точнее, по сравнению с простыми людьми, рядовыми обывателями их грехи даже более масштабны, и, соответственно, такими же были последствия сделанных ими просчетов и ошибок. Но это — естественно и даже закономерно, это обусловлено ролью и местом, которые эти политические деятели — генералиссимус, великие полководец и флотоводец — играли и занимали в течение многих десятилетий. Впрочем, и уйдя из жизни, они по-прежнему, и в начале ХХI века, имеют весомые и роль, и место, существенно влияют на то, что сегодня происходит.
Иногда приходящие в мой кабинет посетители выражают недоумение (часто — деланно-показное): «А зачем ты повесил на стену эти портреты? Сними…». Многие флотские ветераны говорят: «Убери Жукова». На это я отвечаю: «Когда будут портреты людей, достойных хотя бы занять место рядом с ними, — сниму. Пока таковых не вижу. Нынешние политики — пигмеи по сравнению со Сталиным; военачальники — лилипуты по сравнению с Гулливером-Жуковым; о так называемых флотоводцах и говорить не хочу — они еще «не вылупились» — находятся в эмбриональном состоянии по сравнению не только с Н.Г. Кузнецовым, но и с С.Г. Горшковым. К слову, и бюст В. И. Ленина я не выбросил. Вон он, на полке стоит…». При этих словах некоторые смущаются, другие вздыхают с облегчением: мол, теперь понятно, как с «этим товарищем» разговаривать…