Жюстин Мелани
Берлинский синдром
Моим родителям
Melanie Joosten
BERLIN SYNDROME
Часть I
В Берлине полно собак. Каждый вечер, ожидая Энди, Клэр прислушивается к приглушенному лаю, который прилетает с оживленной улицы и оседает в забытом всеми дворике под окнами под окнами старого дома. Она тихонько постукивает по голому бедру и ждет перемен, ждет движения. Почему-то труднее представить, что происходит во дворе, чем невидимых собак и идущих рядом с ними хозяев. Проводя руками по бедрам, она читает неровности на их поверхности, словно шрифт Брайля. Воспаление прошло, порезы покрылись корочкой и скоро превратятся в рубцы. Затем к ним добавятся новые: ее ноги, как поля, ждут начала сезона вспашки.
Дни становятся длиннее. Или, во всяком случае, темнеет позже. Каждый день плавно перетекает в следующий в бесконечной череде повторов, искажая ее восприятие времени. Батарейка в наручных часах Клэр уже давно разрядилась, а все часы в доме она развернула циферблатами к стене. За окном затянутое тучами небо отказывается признавать, что сейчас может быть весна, а побежденное облаками солнце слишком рассеяно и почти незаметно на поверхностях в квартире.
Растение в цветочном горшке, похоже, растет. Она смотрит на его листья. Понимает ли оно, что время замедлилось? Листья прижаты к стеблю в надежде, что солнечный свет обязательно вернется. На зиму листья обычно опадают. А эти остались. Остались — это неправильно. И она осталась здесь — это тоже неправильно. Слова стучат в висках, требуя к себе внимания. Отказываются складываться в предложения, хотят оставаться самостоятельными. Чем дольше она находится здесь, предоставленная сама себе, где даже не с кем поговорить, тем громче толкаются слова, словно хотят, чтобы их заметили. Почему слово «оставаться» имеет два значения — и для нее, и для листьев? Почему нельзя, чтобы значение было только одно? «Яблоко» означает яблоко. Это слово не означает «верх» или «низ». Она меряет шагами квартиру. Шаг, шаг, шаг, поворот. Все быстрее и быстрее. Она старается идти по прямой, тщательно следя за сохранением как равновесия, так и рассудка.
В гостиной она резко оборачивается, стараясь застать наблюдающее за ней растение с поличным. По-другому и быть не может: в квартире только они — два живых существа. Их тянет друг к другу, ее и это растение, в этом нет сомнений, но доказательства еще предстоит собрать.
Натягивая джинсы, она ощущает себя актрисой, играющей роль в спектакле. Квартира напоминает театральные декорации для одного и того же действия, которое разыгрывается ночь за ночью. Все предметы мебели пропитаны значимостью, отягощены смыслом и что-то символизируют, и она полна решимости выяснить что именно.
Она разворачивает часы на книжной полке циферблатом к комнате. Тик-так. Время еще не остановилось, и от этого ей становится легче. Шаг, шаг, шаг, поворот. Она измеряет квартиру большими шагами, старательно вытягивая ноги, будто большее расстояние, что она преодолеет, способно ускорить бег времени. А теперь иди домой, иди домой. Ключ в замке наконец поворачивается, и она спешит в прихожую.
— Энди! Энди, ты дома?
Не поздоровавшись, он сваливает пакеты с покупками на пол и, повернувшись к ней спиной, закрывает дверь. У него мокрые волосы и плечи. Она и не заметила, что идет дождь. Он берет пакеты, и, когда проходит мимо нее на кухню, она протягивает руку и касается его волос, додумывая для себя погоду на улице.
— Энди?
— Что? — Он ставит пакеты с покупками на стол и проходит мимо нее, чтобы повесить куртку на спинку стула.
— Ты дома. — Она говорит тихо, но ее сердце громко выстукивает это утверждение, как рефрен: он дома, он дома…
Он хмыкает в знак согласия и принимается разбирать покупки. Ставит банки с нутом и помидорами в шкаф и убирает овощи в специальный контейнер холодильника. Высыпает из пакета в вазу яблоки и забрасывает буханку хлеба к тостеру, где она и приземляется со вздохом.
— Как прошел твой день?
Вопрос катится по полу и останавливается у его ног. Больше в квартире нет никакого движения.
— Энди?
Он продолжает выкладывать продукты.
— Что-то случилось?
— Ничего не случилось.
— Что-то не так?
Она ждет в дверях.
— Ничего особенного, Клэр! — Он хмуро наклоняет голову, словно специально скрывая под тенью лба нос, и в недовольстве кривит губы. — Меня весь день донимали студенты, и я не хочу, чтобы теперь еще и ты занималась тем же. Просто оставь меня в покое, ладно?