— Энди, здесь его подают без пенной шапки, — отозвалась она, подражая его собственной интонации. — Но, наверное, это и неважно.
Землю окутал холод вечера, а они делали выпады своими фразами, словно фехтовали на мечах. Он уклонялся от ее атак и бросал ей вызов — каждый ответ был частью заранее продуманного действа. Когда разговор закончился, Клэр посмотрела на часы, и он понял, что не может отпустить ее.
— Поужинаем вместе? — Она кивнула, и он встал, протягивая ей руку. — Не возражаешь, если ужин для тебя приготовлю я?
Когда она вышла из-за столика, он чуть притянул ее к себе. Ему захотелось провести пальцем по неровной линии ее пробора. Но вместо этого он взял ее и за другую руку тоже, сведя их в такой манере, чтобы они оказались полностью заключенными между его ладоней. Он заметил, что у нее серые глаза, и кивнул, потому что это казалось самым правильным в этом мире.
Клэр хотела оттянуть неизбежное. Вчера она встретила его на углу улицы, а сегодня тенью скользнула за ним в книжный магазин, а вечером так же последует за ним и в постель, но не сейчас. Когда Энди пошел на кухню за еще одной бутылкой вина, она достала из сумки кисет с табаком.
В комнате было не много мебели. На зеленом ковре, словно на травяном острове, стояли диван и кресло. В углу — телевизор, а заваленный бумагами столик рядом с собой приютил стереосистему и подставку с аккуратно расставленными пластинками. За ними, в конце коридора, виднелась кухня, которую отгораживала скамейка высотой по пояс. В квартире были ободранные до самых досок полы и голые стены.
Она подошла к окну и свернула папиросу — запах незажженного табака поплыл по комнате. После укромные уголки квартиры еще долго хранили его, но сейчас, до начала курения, он напоминал о весне. Она прикурила, и от папиросы поднялась струйка дыма. Как интересно. Можно пить напиток, но сам себя напиток выпить не может. Клэр сделала глубокую затяжку. Ей хотелось ощутить легкое головокружение от первой затяжки. Она была бы счастлива прожить на первой затяжке всю оставшуюся жизнь. Многое было похоже на нее. Первый поцелуй, первый секс — они так отличались от всего, что было потом. И все же они так быстро приелись. Соскользнули по наклонной в разряд самых обыденных вещей. Хотя трудно представить, как можно скользнуть по наклонной вверх. Почему слова, которые обычно казались совершенно нормальными, теперь вызывают столько сомнений? Зная, что английский — неродной язык для Энди, она обнаружила, что снова перебирает все сказанные ею фразы, проверяя, имеют ли они для него смысл, и исправляя все сложное или разговорное.
— Не возражаешь? — спросила она, махнув сигаретой, когда он вернулся в комнату.
В ответ он помотал головой и наполнил ее бокал, а затем подошел к стереосистеме. Она потянула за ручку оконную раму, но та не поддалась. Заперта. От городских огней ночное небо выглядело бледным; телевизионная башня возвышалась над своими низкорослыми соседями, как свеча на праздничном торте. Прижавшись головой к стеклу, она попыталась разглядеть землю пятью этажами ниже, но свет едва достигал ее, и двор казался бездонной воронкой.
— Эта безжизненность в каком-то смысле даже красива. Согласна? — Он подошел к ней сзади и обнял за талию, касаясь подбородком ее плеча.
— Да. Красива.
Она выдохнула дым в окно, тщетный жест… дым ударился о стекло и как бы повис на нем, расплющенный и неподвижный, напоминая простыню, сохнущую на веревке в безветренный день.
— Рад, что ты любишь клубнику.
Энди прошептал эти слова ей в ухо, его дыхание щекотало шею, а по спине бежали мурашки. Когда она повернулась к нему лицом, он вынул папиросу из ее руки и бросил в свой бокал, стоявший на подоконнике. Без отвлекавшей ее папиросы она почувствовала всплеск воинственности.
— Ты правда выращиваешь клубнику? — спросила она, наклоняя голову, словно уклоняясь от поцелуя. Проходя через первый двор, она видела липу, последние листья которой цеплялись за ветви, напоминая, что сейчас конец осени. Можно ли в такое время года вырастить клубнику всаду?
— Разве это имеет значение? — Он поцеловал ее, его руки скользнули под ее рубашку, прогоняя все мысли о клубнике.
В спальне, упав на кровать, они неловко возились с одеждой, пытаясь раздеться, не отпуская друг друга.
Затем, так же внезапно, как и начал, он откинулся назад, его глаза были закрыты, а руки убраны к бедрам.
— Подожди.
Ее тело пело, умоляя о прикосновении, но он слез с кровати, оставив ее лежать. Она дрожала, словно была механической и ее слишком быстро отключили — в ответ он только поднял палец, требуя паузы. Наклонившись, он разул ее. Его руки заскользили по ее ногам снизу вверх, под пояс ее расстегнутых джинсов. Она потянулась к его рубашке, желая стащить ее через голову, но он увернулся. Получив такой отпор, она безвольно уронила руки на кровать. Намерение Энди так очаровало ее, что ей казалось нелепым протянуть руку и дотронуться до его тела.