Ее согласие подтвердил долгий поцелуй, который он потом смаковал, пока она собиралась. Он нырнул в ванную, чувствуя, как в груди колотится сердце. Она здесь, она здесь, она здесь… Плеснул в лицо водой, смывая слишком явное облегчение и пытаясь подавить возбуждение.
— Ты готов? — Она появилась в дверях, когда он вытирал лицо полотенцем.
Он упорно тер его, укрощая уголки губ, приподнятые в невольной улыбке, которая так и норовила торжествующе вырваться. Она дома, она ждет меня.
Энди предложил пойти в турецкий ресторанчик за углом, но ей пока не хотелось нигде оседать, хотелось физически выйти из дневного заточения. Когда они перешли железнодорожные пути, она постаралась справиться с дурным настроением и сосредоточиться на том, что он говорил. Неожиданно они вышли к Шпрее и направились вдоль берега в сторону гигантской скульптуры, изображавшей трех мужчин, которые выглядели так, словно собирались обняться. Как и в случае Мельбурна, где течение реки Ярра напоминало грязно-коричневую запоздалую мысль, она никогда не думала о Берлине как о речном городе.
С облегчением она чувствовала, как уходит время. Они перешли на другой берег по мосту с башенками, который какой-то художник зарезервировал для бесконечной неоновой игры в камень, ножницы, бумагу, и свернули с набережной в парковую зону. Она всегда остро ощущала время: как оно проходит, сколько его осталось, что оно обещает. Это был один из тех аспектов, которые изначально привлекали ее в фотографии, а именно: как удержать время? В финальном снимке была какая-то умиротворенность, которая противоречила любому стремлению запечатлеть этот момент. Нажимая на кнопку спуска затвора фотоаппарата, она чувствовала себя так, словно оберегает своих подопечных от их будущего, позволяя им оставаться в их лучшем виде. Она пыталась объяснить это Энди и вдруг уловила, как неумышленно достойно прозвучали ее слова, и она позволила своему голосу умолкнуть.
— Но что плохого в будущем, Клэр? — Он не смотрел на нее, когда спрашивал, предоставляя ей пространство для ответа. — Ты боишься того, что может произойти?
— Не боюсь, — слишком быстро ответила она. Еще подумает, что она лжет. У нее никогда не было необходимости бояться — она никогда не сталкивалась с опасностью. — Просто тонко чувствую его. — Она старалась говорить так же, как Энди, тщательно подбирая каждое слово, вдумываясь в его значение.
— Будущее вытесняет настоящее. Если бы я знала, что будущее не будет отличаться от настоящего, я бы только порадовалась. Но этого никогда не знаешь наверняка, поэтому я и не перестаю удивляться.
— Если ты спросишь меня, я отвечу, что оно довольно приятно. — Он привлек ее к себе, собираясь поцеловать, но остановился. — Почему ты закрываешь глаза?
Она открыла глаза и увидела, что он внимательно изучает ее лицо.
— Не знаю. — Она никогда раньше не задумывалась об этом. А если бы и подумала, то пришла бы к выводу, что целующий ее мужчина тоже закрывает глаза. — Может, потому что твое лицо слишком близко, чтобы сосредоточиться на нем?
— Но разве ты не хочешь видеть его?
— Я уже знаю, как ты выглядишь. — И она снова поцеловала его с закрытыми глазами. Затем она открыла глаза. Он пристально смотрел на нее, и она, смеясь, вырвалась из его объятий. — Если я не закрою глаза, это отвлекает меня! Вот я и закрываю, чтобы не отвлекаться.
Внезапно он отпустил ее руку и зашагал дальше по дорожке. Неужели рассердился? Она не собиралась бежать за ним. И замерла на месте, не уверенная в том, кто из них только что принял это решение — она или он.
— Идем. Хочу кое-что показать тебе.
Сделав несколько шагов в ее сторону, он поманил ее рукой. Она засомневалась, но затем поспешно догнала его. Они прошли мимо мемориала, только мельком взглянув на героического советского солдата со спасенным ребенком на руках и раздавленной свастикой под сапогом.
— Смотри, — сказал он. Сквозь голые деревья виднелось колесо обозрения, поздняя осень открыла вид на него, — Здесь целый парк развлечений. Он закрыт уже много лет.
Они подошли к высокому забору из штакетника, и он помог ей забраться. Она вскарабкалась наверх и спустилась с другой стороны, ноги скользили по сырому дереву, не находя опоры.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — спросила она, когда он тяжело приземлился рядом с ней.
— Тс-с! — Он приложил палец к ее губам, — Территорию патрулируют охранники.
Парк был совершенно заросший. Последние лучи дневного света с трудом пробивались сквозь кроны деревьев, под ногами хрустел папоротник. Но даже в тусклом свете сумерек она видела какую-то несуразность этого парка. У подножия колеса обозрения в глубоком реверансе накренился корабль викингов; прогулочные лодки, похожие на лебедей, сбились в стайку среди каштанов, словно на собрании клуба одиноких сердец. При виде поверженных динозавров и маленьких машинок она подавила смех. Наверное, раньше они ездили по рельсам, а теперь густая поросль кустов и деревьев остановила их, сделав пути непроходимыми. Машинки были похожи на усатых мужчин, их ветровые стекла украшали разноцветные очки, а на крышах красовались яркие шляпы. Вверху над дорожкой, вьющейся между деревьями, висели фиолетовые яйцевидные капсулы, плющ привязывал каждую из них к земле, словно поставил на якорь, а сразу за самой высокой вершиной рельсов разинутая пасть радужного кота приветствовала конец американских горок. Он провел ее наверх, откуда было видно, как красно-желтый холст реял в последних лучах солнца, купая цирковую арену в апокалиптических оранжевых сумерках.