— Что? — Она оборачивается к нему с чашкой в руке.
— Ничего, — отвечает он с невинным видом. И улыбается ей: она так мило возмущается.
— Тогда почему ты на меня смотрел?
— Ты похожа на фламинго.
Она пренебрежительно фыркает и снова возвращается к тарелкам. Он готов поспорить, что она закатывает глаза, когда отворачивается к шкафчику. И радуется, что не ответил банально: «Ты красивая». Она не любит, когда он делает ей комплименты по поводу ее внешности. Говорит, что это дурной тон — хвалить человека за то, что от него не зависит.
Взволнованный, он идет в спальню. Когда он на работе, или ходит по магазинам, или навещает отца, все его мысли направлены только на то, чтобы поскорее вернуться сюда, в эту квартиру, к ней. Но здесь иногда все идет не совсем так, как он представляет. В его мечтах она хочет того, чего хочет он, и делает все, что он велит ей.
— Детка, иди спать, — зовет он ее.
Он включает лампу, садится на кровать и снимает ботинки. Глядя на свои ноги без обуви, он всегда вспоминает отца: они носят одинаковые носки. Когда Энди еще жил дома, по вечерам они часто сидели вместе, держа на коленях по раскрытой книге. У отца ноги большие и послушные, будто спящие животные. Каждый из них притворялся, что телевизор включен как фон, а на самом деле они погружены в чтение. Перелистывая время от времени страницы, они украдкой смотрели телевизор, никак не комментируя происходящее.
— Клэр?
Она еще не появилась в дверях, и он не слышит, как она ходит по квартире. Может, заснула на диване, с ней иногда такое случается. А когда просыпается, то сердится, будто это он виноват, что она так устала, и не надо было позволять ей спать там. Но он в этом не виноват. Он заботится, чтобы она достаточно отдыхала.
Он позволяет себе упасть на кровать, не отрывая ног от пола. Смотрит в потолок, однообразие которого нарушает одинокий глобус. Раньше на нем был абажур, похожий на бумажный фонарь, но она сняла его. Сказала, что это обман, будто он что-то скрывает, и что она предпочитает, чтобы глобус был таким, каким его создали. Он не стал спорить. Уже усвоил, когда не надо спорить.
— Клэр, детка, иди спать.
Никакого ответа. Что же она делает? Сжав кулаки, он считает до трех, затем встает с кровати и выходит в коридор. Она стоит в дверях гостиной. Тыльные стороны ее ладоней прижаты к дверному косяку.
— Смотри, — говорит она. Делает шаг ему навстречу, и ее руки взлетают вверх, как в замедленной съемке звездного прыжка. — Я не могу помешать им двигаться, — восторженно произносит она. — Они просто взлетают вверх по собственной воле.
Он берет ее руки в свои, прерывая их взлет.
Он убеждал себя, что на самом деле не преследовал ее, просто было любопытно посмотреть, куда она отправится. Антропологическое исследование на тему «Иностранец в Берлине». Когда он впервые увидел ее, она читала на скамейке в сквере, подложив под голову вместо подушки сумку. Его привлекла ее беззаботность, она лежала, как у себя в спальне, не обращая внимания на происходящее на площади поблизости, игнорируя шумных школьников, которые толпились на ступенях концертного зала, пихая друг друга. Он был уверен, что она иностранка: местный житель предпочел бы уйти, и еще она не курила.
Он остановился на краю площади, наблюдая за ней. Что она здесь делает? Что здесь делают все остальные? В этой мертвой части города — с церквями, восстановленными до жуткого совершенства, и монументами, воздвигнутыми в память о том, что рухнуло под тяжестью недавней истории. Новый век стремительно несется вперед, не оставляя после себя ничего подлинного. Он пришел сюда, чтобы встретиться с отцом: они договорились пойти на публичную лекцию по осталъгии[3] — ностальгии людей по Восточной Германии, по ГДР. Как это часто бывало, отец забыл о встрече и, позвонив, сказал, что встретится с ним в ресторане. Энди с облегчением вздохнул: у него не было настроения обсуждать утраченное вместе с прошлым, и он покинул лекционный зал и побрел вниз по улице в поисках места, где можно было бы погреться в последних лучах заходящего солнца. Но все поверхности были заняты туристами, которые цеплялись за свои места отдыха, словно ярко окрашенный лишайник. Именно тогда он и увидел ее, неподвижно лежавшую, не замечавшую окружающей суматохи и выглядевшую на зависть довольной.
Что бы он делал, если бы она не любила клубнику? Он нырнул в мини-маркет, и клубника показалась ему самым аппетитным и наименее угрожающим из всех предложений. «Никогда никуда не ходи с пустыми руками», — так говорила его мать. Выйдя из магазина, он испытал мгновенный приступ паники: скамейка была пуста. Заметив, что она подходит к перекрестку, он перешел на бег трусцой и, догнав ее, выяснил, что она действительно любит клубнику и что она не местная — из Австралии. Где люди спокойны и беззаботны. Она сама так и сказала. А когда спросила, откуда у него клубника, он не захотел разочаровывать ее.