— И нгрид, по-моему, он не захочет видеть вас. И я не могу обещать, что скажу ему о вашем визите. Не хочу расстраивать его.
— Но он же мой сын, Клэр. Я хочу увидеть его.
— Я понимаю.
По обе стороны двери повисло молчание. Она гадает, когда Энди вернется домой. Водит ладонями по глянцевой поверхности двери; интересно, мать Энди делает так же?
— Вы ведь не видели его с тех пор, как он был ребенком, так?
Ингрид долго не отвечает, и Клэр уже начинает сомневаться, не ушла ли та.
— Так. Но прошло уже столько времени.
Молчание льется через край, и она смакует его: приятно что-то делить с другим человеком
— Тогда все было очень непросто, со Стеной и… и с тем, как сложилась жизнь, — продолжает Ингрид. — Получилось совсем не так, как я хотела.
— Вы бросили его здесь?
— Да.
Ингрид вздыхает, и Клэр хочется взять ее за руку.
— Ингрид, вам, пожалуй, пора идти. По-моему, будет нехорошо, если он застанет вас здесь. Он все еще очень расстроен тем, что вы уехали, и не хочет видеть вас. — Слова так и льются, и она слишком много говорит. Ей не следует ничего объяснять: Энди рассердится, если узнает.
— Клэр, у вас все хорошо?
А Ингрид говорит совсем как ее мама: слова переполнены участием, и голос, пробившись за дверь, устремляется к Клэр, чтобы поцеловать ее в щеку. И она не может говорить, горло сжимается, а глаза становятся слишком велики для головы.
— Клэр?
Она больше не может разговаривать с его матерью. А вдруг она скажет что-то не то, тогда лучше и не представлять, что последует дальше.
— Все нормально, — шепчет она тихим голосом и снова натягивает поводья, и ее голос крепнет. — Я в порядке, и у нас все хорошо.
— Ну, если вы в этом уверены…
Она ничего не говорит.
— Клэр, я оставлю Андреасу записку. Там мои контакты, и он сможет связаться со мной. Вам не нужно ничего говорить, просто передайте ему ее.
Она слушает, как Ингрид роется в сумочке в поисках ручки. Слышит, как та царапает слова на листке, приложенном к другой стороне двери. Внизу раздается шуршание, и листок бумаги проталкивается под дверь.
— А теперь, Клэр, я пойду.
— Хорошо.
Пауза.
— Пожалуйста, сделайте, как я прошу, ладно? Надеюсь, мы скоро увидимся.
— До свидания.
— До свидания, Клэр.
Она уносит листок в гостиную. Ингрид написала свое имя, название отеля и его адрес, номер мобильного телефона и адрес электронной почты. Так много персональных данных. Lieber Andreas, manchmal muss man weit weg gehen, um der Liebe willen. Es tut mir leid. Ich liebe Dich, Deine Mama[39].
Она складывает листок пополам и кладет его между страницами книги. В спальне она снова ложится на кровать. День близится к концу, и потолок становится того же цвета, что и небо. Она закрывает глаза — ей хочется спать.
Ей снится мама. Она приехала в Берлин, разыскивая ее. Стучит в дверь и извиняется. Окликает ее. Клэр открывает дверь, но им нечего сказать друг другу. Мать небрежно целует ее в щеку, спрашивает, нет ли у нее сумок или пальто. Они стоят в дверях, смотрят друг на друга и ждут. Свет в коридоре гаснет, и, когда Клэр выходит к ней на лестничную площадку, матери там нет. Она снова включает свет и оглядывает лестничную площадку. Перегибается через перила. Никого. Она возвращается в квартиру и закрывает за собой дверь.
Когда она просыпается, уже темно, а Энди еще нет дома. Она встает с кровати. Тихо идет в гостиную и достает из книги записку Ингрид. Ей хочется скрутить этот листок в папиросу, но она не позволит себе выкурить ее, пусть слова просто горят, уплывая к потолку. Они пропитали бы кончики ее пальцев, и когда Энди, морща от запаха нос, поцеловал бы их позже, ей не пришлось бы рассказывать ему о записке.
Когда поезд останавливается на его станции, он не встает. Пассажиры выходят, двери с лязгом закрываются, и поезд идет дальше. Он еще глубже сползает на сиденье, и колени касаются пустой скамьи напротив. Сейчас он как никогда похож на отца. Того самого отца, который, вероятно, теперь дома, наливает кофе его матери и старается всячески угодить ей. Он представляет, как отец показывает ей квартиру, убирает книги с кресла или дивана, предлагая ей сесть. Интересно, покажет ей отец ту незанятую комнату? И попросит забрать коробки с ее вещами? Но он знает, что не попросит. Вместо этого отец покажет ей коробки и, воспрянув духом, захочет вместе с ней покопаться в воспоминаниях. А мать, стоя на пороге — возможно, она даже не войдет в ту комнату, — не почувствует ничего, кроме сожаления. Не потому, что ушла, а потому, что вернулась.
39
Дорогой Андреас, иногда приходится уезжать далеко ради любви. Мне жаль. Я люблю тебя, твоя мама (нем.).