ТЕНОР: Нужно признать — текст выбран умело. Элеанор выглядит наседающей, Дэвид — уклоняющимся. Нет сноски о том, что "прочёл лекцию" не о поведении по отношению к нему, а о пренебрежении собственным здоровьем. Но ведь было много и других писем весной и летом 1956 года. Например, мартовское письмо, которое цитирует Джо Лэш в своей книге "Мир любви: Элеанор Рузвельт и её друзья, 1943–1962": "Если тебе придётся снова отправиться на лечение, я не могу смириться с тем, чтобы ты ехал один. Хочу всегда быть рядом с тобой. Может быть, испугавшись этой угрозы, ты станешь лучше заботиться о своём здоровье? Дэвид, дорогой, я не глупа и никогда не забываю… что ты любишь молодость и красоту и независимость, и я ни в коем случае не хочу становится между тобой и этими радостями, только помогать… Моё сердце принадлежит тебе на все оставшиеся годы".
БАС: Из рассказа самой Эдны Гуревич мы узнаём, что ей тоже довелось хлебнуть уклончивости Дэвида полной мерой. Они уже встречались регулярно несколько месяцев, и вдруг однажды он не позвонил в обещанное время. Она набрала его номер в больнице и оставила сообщение у дежурной. Прошло несколько часов — молчание. Она позвонила снова и спросила, было ли её сообщение передано доктору Гуревичу. Да, он получил его. Эдна была в растерянности, в тревоге, в гневе. На следующий день — опять ничего. Гордость не позволила ей продолжать попытки. Исчезновение — или побег? — длилось шесть недель. Он появился так же внезапно, как исчез. И принялся упрекать Эдну за то, что она не звонила ему всё это время.
ТЕНОР: Дальше последовала чехарда сближений — нежность, разговоры о будущем — и беспричинных отдалений. В марте-апреле 1957 года Элеанор с семьёй сына Эллиота отправляется в Морокко — Дэвид берёт дочь Граню и летит вместе с нею. На лето Элеанор пригласила Граню жить в Вал-Килле, устроила ей работу в местном клубе. Дэвид регулярно навещал дочь там, всегда ездил один. В августе он сообщил Эдне, что миссис Рузвельт пригласила его присоединиться к ней в намеченной поездке в Россию. На Эдну приглашение не распространялось.
БАС: Похоже, в этот момент расстояние между указательным пальцем и большим уменьшилось с дюйма до миллиметра.
ТЕНОР: Мать Дэвида, известный врач, знавшая советские порядки, умоляла его не ездить в СССР, боялась, что его не выпустят обратно. Ведь столько наивных репатриантов, поспешивших вернуться на родину после войны, сгинуло в Гулаге. Но Дэвид уверял её, что времена изменились и что миссис Рузвельт не допустит такого самоуправства. Эдна была уязвлена тем, что её не берут в такую увлекательную поездку, и Дэвид, чтобы загладить свою вину, обещал ей по возвращении назначить дату их свадьбы.
БАС: По пути в СССР путешественники сделали короткую остановку в Берлине. Дэвид отыскал развалины синагоги, разрушенной нацистами в 1938 году, во время "Кристал Нахт". Место не было помечено никакой памятной доской — просто окружено деревянной оградой. Элеанор согласилась сфотографироваться на фоне развалин, снимок был потом опубликован в американских газетах вместе с очередным очерком Элеанор, и после этого немецкие власти зашевелились — пообщали выстроить клуб и повесить на нём соответствующий текст для туристов.
ТЕНОР: Поездка по СССР заняла весь сентябрь. Элеанор Рузвельт интересовалась в первую очередь образованием — от детских садов до университетов, Дэвид — больницами и медицинскими исследованиями. Знание русского языка позволяло ему общаться с хирургами и профессорами напрямую. Сотрудники Интуриста пытались вести визитёров по проторенным тропинкам — музей, балет, мавзолей, но те проявляли злостную строптивость, настаивали на посещении тех мест и учреждений, знакомство с которыми могло быть интересным для американских читателей. Дэвид фотографировал без разрешения и настолько испортил свою репутацию, что год спустя у него были большие трудности с получением советской визы для нового путешествия.
БАС: С самого начала миссис Рузвельт просила о возможности взять интервью у премьера Хрущёва. Ответы давались уклончивые, а срок отъезда приближался. В последние дни они с Дэвидом вернулись из Сочи и собирались наносить прощальные визиты, как вдруг переводчица объявила: "Да, забыла вам сказать: завтра мы летим в Ялту для встречи с товарищем Хрущёвым". С трудом сдерживая себя, Элеанор сказала: "Спасибо, что вспомнили". Наутро им пришлось лететь обратно на берег Чёрного моря. Тысяча миль — такой пустяк!
ТЕНОР: Встреча состоялась на вилле Хрущёва. Радушный хозяин не возражал ни против магнитофона, поставленного Дэвидом на стол во время беседы, ни против щёлкающей фотокамеры. Но когда в процессе интвервью начали всплывать вопросы о причинах холодной войны, о гонке вооружений, о нарушении ялтинских соглашений, о напряжённости на Ближнем востоке, он разгорячился, стал повышать голос, раскраснелся. Всё же в конце трёхчасового интервью, взял себя в руки и спросил: "Могу я сообщить нашим газетам, что беседа имела дружеский характер?". "Да, — ответила Элеанор, — дружеский, но с расхождениями по многим вопросам." "По крайней мере, мы не стреляли друг в друга", — усмехнулся Хрущёв.