В квартире Надежды началась суматоха. «Моя мама терпеть не может неопрятных молодых людей!» — говорила Ольга, утюжа Поскотину брюки и рубаху. Он стоял рядом в одних трусах, готовый в этот ответственный момент во всём подчиняться воле своей новой хозяйки. «Что стоишь? Марш в ванну!» После душа его волосы укладывали хозяйским пылесосом «Буран». Эрзац-«жених» жмурился, уклоняясь от плотного потока воздуха и поминутно вздыхал, глядя на своё отражение в зеркале. С противоположной стороны на него смотрел некто, весьма напоминавший главного героя его любимой кинокартины «Женитьба Бальзаминова». «Как хотя бы твою маму звать?» — крикнул он, перед тем, закрыть дверь. «Наталья Кирилловна!» «Понял!» — и Герман побежал вниз по лестнице.
Смотрины
В переполненной электричке Поскотин, внешний вид которого стараниями женщин был доведён до безупречности пасхального яйца, непрерывно потел. Тонкий аромат его мужских духов, не успев оторваться от накрахмаленных одежд и гладко выбритого лица, безжалостно подавлялся запахами, исходящими от дачников в засаленных ветровках с эмблемами стройотрядов, сонных провинциалов со связками сырокопчёной колбасы и туалетной бумаги, а также военных, благоухающих разносолами вчерашней попойки.
На конечной станции, подхваченный потоком пассажиров, он был выплеснут на платформу, которая через пару минут опустела. Герман вертел головой в поисках женщины, запечатлённой на фотографии, которую держал в руке. Эта фотография, вручённая ему Ольгой для опознания мамы, его не мало удивила. И было отчего. В женском лице определённо угадывались черты польской актрисы Барбары Брыльской, такой, какой она могла стать к пятидесяти годам. Именно этой Барбары на платформе и не было. Одиноко стоял морской офицер в парадной форме — и никого! Где-то вдалеке бухал полковой барабан, слышался ритмичный шелест сотен сапог по асфальту, заглушаемый далёкими раскатами строевой песни. Но вот из-за железных ворот с огромной красной звездой стала выплывать зелёная змейка новобранцев, выкрикивающих на одной ноте: «Каждый воин, парень бравый, смотрит соколом в строю…» «Да уж, соколы! — скептически вполголоса произнёс майор, приглядываясь к растянувшейся колонне, — Одно слово — стадо! И ведь с каждым годом призывник всё хлипче становится…»
Между тем время шло и, кажется, пора было собираться в обратный путь. Молодой человек достал сигарету и стал хлопать себя по карману в поисках спичек. «Чёрт, опять забыл… Пойду, у этого „маремана“ прикурю» Герман расслабленной походкой направился к военному. «Ты только посмотри, да он при кортике! И ордена-а-а!.. — приблизившись к нему, мысленно восхитился Поскотин. — Зазнобу ждёт или начальство… — и уже приблизившись, почтительно обратился — Товарищ капитан первого ранга, разрешите прикурить!» «Не курю и вам не рекомендую!» — отрезал морской офицер. «Мда, осечка… а мужик-то серьёзный», — мелькнула последняя мысль перед тем как он увидел «Барбару». Да, вероятнее всего, это была Ольгина мать. Не звезда мирового экрана, — это однозначно, — но тоже не без шарма. Женщина шла быстрым упругим шагом и, казалось, искрилась в улыбке. Герман выпрямился, расплываясь в ответной доброжелательной гримасе. «Выглядит явно не хуже нашей Валентины Леонтьевой», — подумал он, припоминая телепередачу «От всей души», в которой её ведущая ма?стерски выжимала слёзы из глаз сентиментальных зрительниц.
«Вилен, да вот же он!» — крикнула женщина, обращаясь к полковнику и указывая рукой на Германа. Сблизившись, морской офицер взял Ольгину маму под руку и вместе они предстали перед «разлучником» своей дочери. «Так он еще и летчик!» — мелькнула догадка, когда Поскотин заметил на петлицах у «маремана» эмблему военно-воздушных сил. Не сломленные годами, стройные и подтянутые, родители Ольги представляли собой типаж героев полотен «Славянского эпоса» забытого чешского художника Альфонса Мухи, картины которого поразили его во время преддипломной практики в Праге. «Вот откуда в ней порода!» — мысленно воскликнул молодой человек, любуясь русской статью её родителей. «Наташа, ты же говорила, что приедет майор, а это кто?» — кивнул в сторону гражданского офицер морской авиации. «Я и есть майор, товарищ полковник, — представился гость, — но, так сказать, под прикрытием». «Из „Конторы“ что ли?» «Контор много, а я из КГБ!» Ответ полковнику явно не понравился. Герману нестерпимо хотелось курить. Разговор не клеился. Наталья Кирилловна, не зная как растопить взаимную настороженность, пустилась в пересказ «урока мужества» в своём подшефном девятом-«А», на который был приглашён и её супруг — бывший советник ВВС Вьетнама. «Так вот почему он одел парадную форму», — догадался Поскотин, после чего в ответной речи изложил свою военную биографию, чем, наконец, растопил лёд отчуждения.