Ольга улыбнулась.
— Вы не умеете лгать! Из вас никогда не получится разведчик.
Майор разведки вздрогнул и покосился на женщину.
— В смысле?
— В прямом! Не знаю даже, что из вас путного может получиться? Наверное, просто хороший человек и даже — семьянин. Полюбите сами себя. Станьте, наконец, мужчиной! Возьмите пример с моего супруга. Вот он знает, чего хочет. Уже четыре месяца, — как ведущий инженер на «МЭМРЗе». В следующем году обещают дать «главного» и трёхкомнатную квартиру.
— Зато моя жена — авиационный конструктор…
Молодые люди рассмеялись.
— Герман, так вы будете записывать мой телефон? Не знаю почему, но я этого хочу.
Поскотин нашёл в кармане ручку, а вместо листка бумаги достал трамвайный билет.
— Нет, билет вы определённо потеряете!
С этими словами Ольга открыла сумочку и достала из неё серую с золотым тиснением коробку духов. «Пани Валевска!» — с гордостью произнесла она название продукта польских парфюмеров. Затем, аккуратно оторвала клочок картона от упаковки и заполнила его крупными ровными цифрами.
Возвращаясь последним автобусом в Институт, Герман тупо смотрел в тёмное окно и печально перебирал в памяти события прошедшего дня. В просторном ЛАЗе с зашторенными окнами, кроме них с Веником было ещё семеро курсантов, мирно дремавших по пути в «Альма Матер». Яркий свет автобусных фар высвечивал причудливый рисунок вихрей летящего снега. За окнами проплывали зубчатые стены густого соснового леса и редкие огоньки спящих посёлков. Поскотин, не найдя достойных офицера деталей прошедшего дня, принялся терзать душу воспоминаниями о своей недолгой жизни, пытаясь выудить из неё эпизоды, которыми можно было гордиться. Пустота! Даже Афганская война, участием в которой он изредка козырял, вдруг показалась ему рядовым эпизодом. А он так мечтал о подвигах! Но вместо этого полгода лишь путался под ногами у своих командиров. Удручённый пассажир тяжело вздохнул.
— Не переживай! — нарушил его путешествие по лабиринтам памяти исполненный самодовольства Вениамин. — Не вышло сегодня — выйдет завтра! Надя сказала, чтобы ты на Ольгу не рассчитывал. Обещала подобрать тебе кого-нибудь из своих соседок.
— Не надо мне никаких соседок!
— Что так?
— Надоело! Дождусь приезда жены и…
— Жена — это после Нового Года, праздник с кем встречать будешь?
— Сам с собой…
— Ну-ну! Как же — как же! Обломилось с Ольгой — и весь белый свет стал не мил!
— Веник, отстань!
Поскотин попытался продолжить поиски следов добрых дел, но его подпорченное алкоголем подсознание услужливо подсовывало сюжеты лихих студенческих вечеринок, обиды брошенных женщин, провалы в вербовочной работе и прочие малоутешительные моменты его биографии. «Чёрт! — выругался он про себя. — Завтра же начну новую жизнь! Утром — на зарядку и следом — холодный душ!» Исполненный решимости, Герман даже вынул из кармана картонку с номером телефона и попытался его смять, но согретая в руках памятка из другого мира вдруг жалобно пахнула волнующим ароматом и молодой человек замер, воскрешая в памяти эпизоды прошедшего вечера.
— Послушай, старина! Вернёмся на место — по двадцать грамм примем? — прервал его душевные метания прилипчивый, как стадо обезьян, Веник.
Поскотин выразительно посмотрел на друга и промолчал.
— Понял! Значит — по соточке!
Расстроенный приятель хотел было продемонстрировать твёрдость характера, но взглянув на сияющего истукана, буркнул: «По пятьдесят!» Остаток пути, уткнувшись головой в холодное стекло автобуса, он безуспешно пытался представить детали будущей праведной жизни, но лёгкий запах «Пани Валевской» вновь и вновь возвращал его к сладостным воспоминаниям.
Новая жизнь
Утром следующего дня Герман начал с основательной зарядки: долго разминался, потом десять минут насиловал турник и сделал пять кругов вокруг объекта. Начало праведной жизни его воодушевило. Он даже вознамерился принять холодный душ, но выбросив ладони под ледяные струи, успел лишь жалобно ойкнуть и тут же включил горячую воду. После водных процедур и завтрака ему нестерпимо захотелось спать. Поэтому на первом занятии по марксистко-ленинской философии он дремал, будучи уверенным, что молодой майор-философ, восхищавшийся его умением забалтывать любую тему, будет к нему снисходителен.
В целом, профессорско-преподавательский состав Института, в котором учился Герман и его товарищи, был представлен в основном бывшими разведчиками, по тем или иным причинам вынужденным оставить оперативную работу. Среди них были и те, кто «сошёл с дистанции», и те, кому зарубежные спецслужбы позволили дослужиться до полной календарной выслуги. Как правило, это были седые «зубры», возраст которых зашкаливал за шестьдесят. Эти неугомонные старики, обладатели орденских иконостасов, отдали свои лучшие годы службе во внешней разведке и с тем же энтузиазмом, с каким вербовали интеллектуальную элиту Запада, они учили молодёжь азам древнейшей профессии. Отличительной чертой советских разведчиков было раннее поседение волос. Мало кто вдавался в причины этого феномена. Возможно, их седина была следствием колоссального напряжения во время работы за кордоном, когда приходилось помимо выуживания чужих секретов ещё и работать «за того парня», исполняя в полном объёме обязанности по ведомству прикрытия. Если раннюю седину приравнять к болезни, то следующим недугом, по частоте его проявления, были латентный алкоголизм и цирроз печени.