Чук и Гек начали тормошить спящего ветерана Пунических войн.
— Может, не надо? — словно предчувствуя недоброе, — попросил Эвальд. — Дайте расплатиться, пока Советская власть дремлет.
На фразе «Советская власть» ветеран вздрогнул и некоторое время лежал на столе, собирая в кучу остатки сознания, но вдруг, подобно освобождённому бойку, пружинисто выпрямился и, увлекая праздничный стол, с размаху запустил кулаком в ненавистную рожу поляка. Германа пробило током. В его зрительных рецепторах всё происходящее отражалось неестественно медленно: падающий стол с остатками пиршества, литой кулак подполковника, занесённый над Блюмом. Но вот, карающая длань вдруг уходит в сторону. Эвальд, чуть подавшись в бок и, вставая на ходу, ребром ладони отбивает кулак. Подполковник, теряя равновесие, заваливается на бок. Неумолимая кинетика его кулака обрушивается на безответного Шифера. «Накрылась поездка в Анапу!» — молнией пролетает в мозгу Германа. Шифер торжественно, вместе со стулом, валится назад и влево. Один глаз-пуговка по-прежнему излучает доброту и блаженство, а второй уже закрыт, и, видимо, надолго.
Шум, звон разбиваемой посуды, глухой звук удара головы гроссмейстера о пол, с небольшим разрывом — повтор. Это падает тело подполковника Коржова, перелетевшего верхом на блюде через стол. Лысый валится за компанию, а Герман вместе с Блюмом пытаются удержать встающую на дыбы мебель.
Всё! Два «трупа», пустой стол и груда разбитой посуды. Да, ещё Верка с подносом и четырьмя бутылками коньяка на нём. Прикормленная официантка нестерпимо визжит. Зал взрывается криками. Эвальд бросает на стол пару сотен и спешит к выходу. У гроссмейстера закрывается второй глаз.
— Бежим! — кричит встающий с колен Сергей. У Германа — ватные ноги и ощущение скорого мочеиспускания. Он оборачивается в след ушедшему Блюму и натыкается взглядом на двух милиционеров, которые поддерживая хирурга под локоть, принимают от него купюры. Герман, не дожидаясь развязки, устремляется за другом, который уже ныряет в проходную кухни, забыв о павших товарищах.
Польская ду?па и амазонка
Внезапно Поскотин прервал повествование. В салоне такси было тихо. Изредка щёлкал храповик счетчика. Машина стояла на обочине улицы. Три пары глаз были устремлены на рассказчика.
— Ну, и?.. — нарушил молчание Веник.
— Что — «ну, и»? — смутился Герман.
— Надеюсь, волшебную страницу сохранили?
В разговор, разминая папиросу, вклинился Дятлов.
— Что ж друзей-то оставили?! Струсили?
И этот вопрос остался без ответа. Следом за друзьями поспешил высказать замечание водитель такси.
— Это всё из-за поляка! — решительно промолвил он и, чиркнув спичкой, затянулся «Примой».
— Какого поляка? — не сразу понял Герман. — Ах, да, Блюма! Так он, вроде как, в пострадавших числится…
— Поляки пострадавшими не бывают! — заметил водитель, затянувшись сигаретой. — Спесивы без меры. Как его, поляка не целуй, — а всё к ду?пе приложишься.
— Да нет же. Эвальд из нас самым толковым оказался. Если бы он тогда милиции в лапу не сунул, сидеть бы Коржову на «губе», а Шиферу — в участке. А так всё полюбовно обошлось.
— Вам лучше знать, — проворчал водитель. — Жаль, подполковник промазал… Всё должно быть по справедливости.
Вениамин уже отсчитывал деньги.
— Бери, отец… Сдачи не надо.
Водитель принял оплату, открыл бардачок, отсчитал сорок копеек сдачи и передал их Дятлову, потом вышел со всеми из кабины и, не выдержав, спросил.
— Всё ж тоже хотел бы полюбопытствовать: листок тот не пропал?
— Нет, папаша, сберегли, — ответил Герман. — Мы тем летом в Анапе ещё три раза спектакль отыграли. На четвёртый — нас местные повязали, начистили физиономии, а заветный реквизит отобрали.
— Я ж говорил, — воскликнул обрадованный водитель, — справедливость всегда торжествует.
— Не скажите… — поправил его рассказчик. — Те, что нас обобрали, позже по всему Краснодарскому краю гастролировали. Мы их через неделю в пансионате Джанхот под Геленджиком встречали. И листок при них был. Ребята работали по-крупному, не то, что мы.
— А название той книги, из которой лист выдрали, запомнил? — перебил его Мочалин.
— Точно не помню: то ли «Крано-базальтная» хирургия, то ли «Базальтно-крановая».
— Веник, ты бы жену поспрашивал, — вмешался Дятлов, — она же у тебя врач, может, читала когда про эту хирургию?
— Шурик, я тебе уже говорил, если бы ты в белую горячку впал, или, не дай Бог, умишком тронулся, тогда бы моя жена сгодилась. Она же психотерапевтом работает…