Историки этических учений по-разному оценивали этику Мандевиля. Ф. Иодль, считая, что Мандевиль рассматривал добродетель как фикцию, писал о пессимизме и крайнем номинализме его концепции (см. 13, 144), Напротив, современный исследователь Дж. Колмэн доказывает, что Мандевиль отрицал не реальность добродетели а лишь ее врожденный характер (см. 34). Автор же вступительной статьи к русскому изданию «Басни о пчелах» Б. В. Мееровский усмотрел в Мандевиле сторонника гедонизма и гедонистического истолкования морали (см. 2, 18). Я думаю, недалек от истины П. Сакман, отмечавший, что в понимании этики эгоизма Мандевиль обнаружил такую остроту и проницательность, до которых не возвысился ни один мыслитель его века (см. об этом 10, 181). Рассматривая человеческую чувственность и естественное стремление людей к наслаждению как основу их поведения, он считал, что нравственность состоит в обуздании эгоистических аффектов, в преодолении человеком самого себя и является определенной обязанностью людей по отношению друг к другу. Изыскание оснований нравственности в скрытых тайниках себялюбия совмещалось в его концепции с ясным пониманием общественного характера морали. А попытка представить ее как продукт искусства политики свидетельствовала о том, что он придавал ей значение идеального социального института.
VII. Критика Шефтсбери
акое понимание сущности и происхождения нравственности противостояло не только традиционным христианским взглядам на мораль, но и всей совокупности воззрений Антони Эшли Купера, третьего графа Шефтсбери (1671—1713), создателя альтруистической этики «естественного нравственного чувства».
Противоположность взглядов Мандевиля и Шефтсбери заключалась в различном понимании того отношения, в котором находятся между собой нравственное и природное. Мандевиль противополагал нравственное природному, считая, что добродетели не может быть без преодоления естественных влечений; Шефтсбери же, напротив, сближал, даже отождествлял нравственное и природное, представляя нравственное как согласование и гармоническое развитие заложенных в человеческой природе склонностей. Среди последних Шефтсбери выделял прежде всего альтруистические аффекты, содействующие благу рода и общества в целом: любовь, доброту, милосердие, чувство сопричастности человечеству и т. п. Их он называл «естественными», подчеркивая этим, что именно такие аффекты наиболее свойственны человеческой природе. Он признавал полезность и эгоистических аффектов, таких, как чувство самосохранения, самолюбие, жажда счастья (ибо ведь не может быть блага общества без блага его членов).
А добродетель усматривал в соразмерном сочетании их с альтруистическими, в счастливой гармонии всех этих склонностей, безусловно исключающей какие-либо противоестественные аффекты (такие, как злоба, жестокость, зависть, человеконенавистничество), вредоносные как для общества, так и для тех, кто их проявляет. И если Мандевиль в природе человека, в его влечениях и аффектах не видел непосредственного нравственного начала и моральные добродетели считал продуктом политики, приучившей людей преодолевать самих себя из стыда и гордости, то Шефтсбери, напротив, настаивал на том, что нравственное непосредственно проистекает из самой сущности человека, формируется его самосознанием, или рефлексией, а не привносится в его душу извне политикой или религией; последние сами должны предстать перед судом нравственного сознания, чтобы можно было выявить, что в них способствует и что противоречит добродетели.
Уже из этих характеристик видно, насколько различны этические воззрения Мандевиля и Шефтсбери. Это различие в полной мере осознавал сам Мандевиль, заметивший: «...не может быть более противоположных систем, чем моя и его светлости лорда Шефтсбери» (2, 291). В его методе еще было что-то от Гоббса, тогда как Шефтсбери отделял от Гоббса целый период философского развития, связанный с именем Локка. Именно локковское учение о рефлексии положил Шефтсбери в основу своей модели формирования у человека нравственного чувства, состоящего, по его мнению, в свойственной исключительно человеку способности к особого рода рефлексивным аффектам — аффектам по отношению к самим аффектам. Вот что пишет об этом сам Шефтсбери в трактате «Исследование о добродетели, или достоинстве», изданном Толандом в 1699 г.: «Для нас, существ, наделенных способностью образовывать общие понятия о вещах, объектами аффектов являются не только окружающие нас люди, к которым мы испытываем какие-либо чувства, но и сами поступки, и даже аффекты сострадания, доброжелательности, благодарности и противоположные им. Будучи восприняты нашей душой, они также становятся объектами аффектов посредством рефлексии. Так при помощи рефлексивного чувства возникает особый вид аффектов, аффектов по отношению к самим аффектам, которые мы уже переживали ранее и которые становятся причиной новых пристрастий и неприязни» (40, 1, 251). Так душа обретает способность видеть и слышать другие души, и ничто не может ускользнуть от ее оценочного суждения. Она чувствует мягкое и жесткое, приятное и неприятное в аффектах. Она находит в них прекрасное и безобразное, гармонию и диссонанс точно так же, как в музыкальных тонах или во внешних формах и отношениях предметов, воспринимаемых нашими чувствами. И она не может подавить своих чувств удивления и восхищения, отвращения и презрения в отношении как тех, так и других. Так достигается нравственное чувство, понимание умом и сердцем того, что в нравственном отношении хорошо, а что — плохо, что достойно похвалы, а что — порицания.