— Ооо, ба-рин! Как хо-ро-шо!..
— Ух ты! Что это там⁈ — изумленный вскрик Власы, оставшейся на дальнем краю временно не у дел за отпыхивающейся Васькой, последовал за яркой огненной вспышкой в ночном окне.
Тут же жалобно задребезжало оконное стекло от долетевшего с небольшим запозданием громового раската.
— Не об-ра-щай-те вни-ма-ни-я… — запыхтел я в такт энергичным поступательным движениям тазобедренной части, —…э-то За-ра-за мой ли-чин-ку от-ло-жил и де-ре-во в са-ду за-па-лил, зас-ра-нец.
— Чего⁈ — синхронно встрепенулись Власа с Василисой.
И даже в затянутых поволокой наслаждения голубых глазках постанывающей в такт моим толчкам Красавы на несколько мгновений появилось осмысленное выражение.
— Дол-го объ-яс-нять, да-вай-те по-том, — пропыхтел я.
Девушки недовольно наморщили носики, но возражать барину не посмели. Впрочем, обида их длилась не долго, через считанные секунды обнаженные красотки с двух сторон подтянулись к нам с Красавой, и принялись с удовольствием подставлять под мои ладони свои трепещущие прелести… Я же, из-за усилившихся стонов и умелой ласки любовниц, почувствовал приближение очередного оргазма и, чтобы немного оттянуть неизбежное, попытался отвлечься воспоминаниями: о нашем с Заразой фееричном приземлении на арену перед родовым домом…
Несмотря на вечернее время, там, внизу, на арене, во всю еще происходила тренировка. Причем, наряду с безусыми отроками, в это мое возвращение домой там тренировались уже и бородатые ратники (как я позже узнал, это были воскресшие на среднем алтаре Савельевых отцовы дружинники, растерзанные тварями изнанки на стене стольного града). И как же они все драпанули врассыпную, когда, почуяв волны ветра, от широченных крыльев врубившего тормозной режим пита, дружно задрали головы и обнаружили в считанных метрах над собой исполинскую тушу крылатого грома-быка. Прям, как зайцы, ей богу, разбежались по окрестным садовым кустам, и затаились там, скрывшись от могучего зверя стадии динозавра за частично уцелевшей еще желто-алой листвой.
Мягко опустившись широченными копытами на песок арены, чрезвычайно довольный произведенным на людишек эффектом Зараза гордо вскинул голову и победно взревел:
— Муууу!..
— Э-э, хорош над убогими угорать, — пожурил я питомца, ловко соскакивая с его могучей шеи.
— А вы, бойцы удалые, заканчивайте шкериться по кустам, — обратился я уже к разбежавшимся воинам, — и ступайте, доложите драгоценной мамашке, что Денис Артемович на постой пожаловать изволили.
— Муууу!.. — поддержал мое распоряжение грозным ревом питомец.
Увы, желающих выходить из укрытий после такой зловещей и сдобренной акульим оскалом от уха до уха поддержки, естественно, не оказалось.
— Парни, да че вы, как девочки? — попытался я по новой договориться с горе-вояками. — Это только с виду Зараза страшный, а в душе он добрый, ласковый щеночек.
— Муууу?..
— Блин, ну ты-то еще не нагнетай!
— Муууу!..
— Разумеется, на самом деле я так не думаю.
— Муууу!..
— Короче, умник, свали, потеряйся где-нибудь на ночь. Не знаю, поохоться там, сожри тварюшку какую-нибудь…
— Муууу!.. — довольный предоставленным карт-бланшем пит торопливо забил крыльями, разгоняясь для взлета.
— Только крестьян местных и животину ихнюю не тронь! — крикнул я уже вдогонку стрелой рванувшему ввысь грома-быку.
— И на рассвете, чтоб здесь был, как штык! — без особой надежды, проорал уже вслед ставшему размером с букашку питомцу.
— Муууу!.. — донесся едва слышный рев из поднебесья, сменившийся тут же протяжным нарастающим свистом.
— Ох ты ж, мать!.. Парни, ну-ка живо все в дом! — рявкнул я на робко выбирающихся обратно на арену воинов и, первым подавая пример, со всех ног рванул к широкому ступенчатому крыльцу и возвышающемуся над ним монолиту отремонтированной двери.
Ковровая бомбардировка в осеннем саду началась, аккурат в тот миг, когда мы дружной запыхавшейся толпой ввалились в просторный холл родового дома.
— Что это было, барин? — прохрипел схватившийся рядом за стену седобородый дядя, в котором я, с изумлением, признал пропавшего без вести воеводу Демьяна (в тот момент я еще лишь догадывался о запустившемся в княжестве процессе возрождения).
— Кишечник у бедняги слабый еще, потому как после мутации и дня еще не прошло, — стал обстоятельно объяснять я уважаемому воеводе. — А придурок уток семь, вместе с потрохами и перьями, сожрал, пока сюда мы летели… Охотник, блин!.. Вот и пронесло, бедолагу, с надрыва.