Вячеслав Кумин
Берсерк
1
Симаниан – город как город, каких много на Вимее, болотистой планете. Бескрайние топи и мелкие озерца покрывали всю поверхность, и приезжие вообще не понимали, как здесь жить? Здесь, где по вечерам невозможно выйти на улицу – иначе, как шутили местные, кровососущие паразиты выпьют кровь до капли еще до того, как человек успеет отойти пару шагов от дома. Жить действительно было трудно, но «аборигены» уже ко всему привыкли и, по большому счету, не жаловались, поскольку к их жалобам никто не прислушивался. Многочисленные попытки извести кровопивцев ни к чему не привели.
Город растянулся вдоль горной гряды, возвышавшейся среди болот, как горб всплывшего из глубин чудовища. И на этой узкой полоске сухой и твердой земли, между скалистыми горами и топкими болотами, стояли высотные здания. Места мегаполису не хватало, и потому он рос под землю, на многие этажи уходя в грунт.
В одном из таких зданий располагался финансовый центр «Шмидт и компания», где на минус десятом этаже работал чтец – Миха Кемпл. Ниже находились только технические службы да сейф. Вся работа Кемпла, как и полутора сотен таких же, как он чтецов, состояла в том, чтобы целый день читать почту, приходящую на электронный адрес компании. Круг интересов компании был очень широк, а потому письма шли сюда самые разные. Работа выглядела не ахти какой сложной и не требовала большой квалификации, но от этого не становилась менее утомительной. Не слишком сложная работа предполагала и не слишком высокую зарплату, но хуже всего то, что она не давала никакого шанса на карьерный рост.
Почему он не мог подняться выше простого чтеца-оператора, несмотря на свое экономическое образование, Миха прекрасно знал. Все упиралось в его внутреннее психологическое состояние. Нет, внешне он выглядел вполне нормально и без изъянов, по которым можно было бы рассудить, что этот человек ни на что не годен, но это только внешне.
Кемпл рос болезненным мальчиком. После очередной болезни у него стал падать слух, а в девять лет, после неудачного падения и удара головой, стало звенеть в ушах. Плюс ко всему он был толстым, а занятия спортом ни к чему не приводили, только жутко болела голова. Врачи ничего не могли сделать, разве что выписали слуховой аппарат. Естественно, что с такими данными Миха стал одиночкой, без друзей и с кучей врагов, которые любили над ним потешаться.
В девятнадцать ему наконец-то сделали абсолютную пластическую коррекцию, приведя его внешний вид в нормальное состояние. Конечно, осталась легкая полнота, но она не выходила за должные рамки. Слуховой аппарат вживили в черепную коробку, так что он стал невидимым. Но это все оставалось только внешней маской, внутри он чувствовал себя все тем же затюканным мальчишкой, которому сложно с кем-либо познакомиться самостоятельно.
Как всегда к концу рабочего дня, от долгого чтения невыносимо болели глаза. Кемпл, в который раз потерев переносицу, уставился в экран. Он читал очередное послание и удивлялся, сколько же всякой ерунды посылали в фирму. Здесь были угрозы, рекламные сообщения, деловые предложения, спам, вирусы, норовящие уничтожить систему. Весь этот мусор он удалял в корзину после беглого просмотра. За весь день чтец передал в следующую инстанцию только два сообщения, которые могли заинтересовать руководство. Кемпл знал, что половину отправленного такими, как он, наверх, забраковывают «серые чтецы»; сам он относился к «черным».
Надвигался очередной приступ «белого шума», так он называл приступы необычайно громкого звона в ушах, который время от времени его настигал, и тогда хотелось орать во всю глотку, лишь бы заглушить этот сводящий с ума звон. Но был и другой способ противоборства.
Миха воровато осмотрелся вокруг и даже привстал с кресла. Того, кого он искал, поблизости не наблюдалось, а именно, старшего менеджера – бочковатого человечка с липкими ладонями, следившего, чтобы все его подчиненные добросовестно работали, а не играли в игры на рабочем месте.
Кемпл, скрипя зубами от все увеличивающегося звона, вытащил бусинки наушников от плейера и как мог незаметнее вставил их в уши. Обычно звон проходил через пятнадцать, двадцать минут, следовало лишь его перетерпеть, поскольку медицина тут была бессильна. На диске имелись только его любимые песни, и он, также воровато озираясь, включил воспроизведение.