Всадники нагнали меня раньше. Большие круглые копыта с белыми отметинами посередке преградили путь, и незнакомый голос выкрикнул:
– Тут девчонка! Сама вывалилась!
– Бери ее, – отозвался другой. – Не тяни! Сильные руки оторвали меня от земли. Потные лошадиные бока промелькнули мимо, грива коснулась лица, а нос ткнулся в подрагивающую конскую шею.
– Шевелись! – поторопил моего похитителя кто-то невидимый.
Бесцеремонно подбросив меня еще раз так, что лука седла воткнулась в бок, а перед глазами замаячило обтянутое шелком чужое колено, похититель саданул коня пятками в подбрюх:
– Вперед, Вихор!
Земля качнулась, а в рот дунуло пылью. «Вот и меня забрали, – как-то отрешенно подумала я. – Как же теперь Рекон?» Но ни страха, ни искреннего огорчения за эстонку я не испытывала. Пожалуй, без Олава мне было безразлично, где и кому служить. Лишь бы не убили. А убивать, похоже, не собирались…
– Приехали. – Грубая рука шлепнула меня пониже спины и, перехватив поперек живота, сбросила с лошади. От тряски у меня глазах потемнело, а лицо похитителя превратилось в белое размытое пятно.
– Ты что, заснула?! – рявкнул он. Я помотала головой. Земля качнулась и поплыла под ногами.
– Худо ей, не видишь?! – Второй похититель подхватил меня под мышки и куда-то поволок, приговаривая сквозь зубы: – Не было бабе забот – купила баба порося…
– Не ворчи, не ворчи, – спеша следом, посмеивался тот, что меня вез.
Спотыкаясь и подворачивая ноги, я кое-как добрела до дверей полуразвалившейся избы. Это была даже не изба, а хлев для скотины, с прохудившейся навесной крышей и хлипкой дверью.
Темное, как перед дождем, вечернее небо разогнало поздних прохожих. Иногда мимо проскальзывали спешащие, закутанные в теплые плащи фигуры, но никому не было дела ни до меня, ни до моих похитителей.
«Закричать, что ли?» – устало подумала я, но покосилась на своих спутников и отказалась от этой мысли. Они обращались со мной осторожно, не били, как Трор, и кто знает – может, на мой крик сбегутся куда как худшие хозяева?
– Проходи, – ткнул меня в спину невысокий темноволосый похититель с горбинкой на носу. Это он вез меня, чуть не тыча в лицо плотно прижатым к боку скакуна, шелковым коленом.
Я толкнула дверь и вошла в длинную и темную клеть. В углу пахла дымом старая каменка, разбросанные по полу охапки сена заменяли лежанки, а на единственном, похожем на обыкновенное обтесанное бревно столе сидел… Сигурд!
От неожиданности я заморгала и попятилась. Зачем здесь киевский воевода? «Олав!» – вспомнила вновь, но не верилось, что Сигурд станет потакать прихотям вновь обретенного родича. Нет, киевлянин задумал что-то хитрое, понятное лишь ему одному, и мне придется смириться с его решением. Сигурд – не Реас, с ним не поспоришь…
Воевода встал. Его плащ длинными складками соскользнул к высоким сапогам из мягкой кожи, и свет упал на строгое, красивое лицо.
– Ты не боишься? – оглядывая меня, спросил Сигурд.
– Нет. – Я действительно не боялась. То ли оставила весь страх на корабле Орма, то ли растеряла его по дороге, мотаясь животом по потной лошадиной спине…
– Это хорошо, – сказал он и коротко махнул рукой своим дружинникам. Те поспешно скрылись за дверью.
– Ты удивлена?
Я кивнула. Сигурд отвернулся, подошел к печи и шумно фыркнул, отплевываясь от забившегося в нос дыма.
– Олав просил за тебя.
Он лгал. Может, я была мала и глупа, но чтобы киевский воевода стал марать руки из-за блажи родича-малолетки?!
– Не веришь, – понял Сигурд и одобрительно скривился. – Олав говорил, что ты умна.
«И уродлива», – мысленно добавила я.
– Подойди.
Я шагнула вперед, шатнулась и едва устояла на ногах. Отблески огня пробежали по моим ободранным коленям и грязному лицу.
– Я же не приказывал бить тебя! – нахмурился Сигурд.
– Меня не били. Я упала…
– Упала?
– Да. Реас испугался твоих людей и погнал лошадь, а я вывалилась из телеги… – Значит, Реас не получил за тебя денег?
В недоумении выпучив на воеводу глаза, я промолчала. Разве он предлагал за меня плату?
– Ты хотел купить меня? Зачем?
Сигурд поморщился:
– Я же сказал – Олав просил! – И, заметив мое протестующее движение, пояснил: – Олав – сын моей сестры, и я могу исполнить любое его желание. Ты станешь моей рабыней.
От недоумения я поперхнулась. Я – рабыня Сигурда? Разве у знаменитого воеводы мало рабынь? Или он и впрямь решил оставить меня при Олаве?
Не замечая моего смятенного вида, киевлянин продолжал:
– Ты станешь особенной рабыней. Для всех, кроме меня и того, кто будет присматривать за тобой, ты будешь свободной, но если хоть одна живая душа узнает правду – умрешь! Умрет и тот, кто узнал. Поняла?
Я закивала. Оказывается, и у воевод есть сердце! Скоро я увижу Олава! А правда?.. Да кому она нужна, эта правда! Главное, Олав опять будет рядом!
Едва слушая воеводу, я переминалась с ноги на ногу и поглядывала на вход. Казалось, за хлипкой дверью стоит не горбоносый слуга Сигурда, а мой урманский приятель. Мне не терпелось увидеть его.
– Отныне одевайся и веди себя как свободная. Никто не обидит тебя под страхом моего гнева. – Сигурд сложил руки на груди. Его длинные, слишком тонкие для меча пальцы нервно скомкали край плаща. Предчувствуя дурное, я замерла.
– Даже я не стану тревожить тебя попусту, – продолжал воевода, – но не смей забывать, кто твой хозяин. Когда придет срок, ты станешь жить, как захочу я, думать, как захочу я, и говорить с Олавом лишь о том, что велю я. Непослушания не прощу, но если сумеешь угодить – отплачу сторицей. Поняла?
– Да.
Мне хотелось прыгать от радости. Воевода обещал кров, защиту и Олава, а требовал за свою услугу столь малой платы! Неужели он сомневался в моей благодарности?!
– Коли так, – киевлянин поднялся и, не глядя на меня, двинулся к двери, – останешься спать здесь, утром мои люди отвезут тебя в Ладогу.
– В Ладогу?!
Я думала, что Сигурд возьмет меня с собой в Киев…
– А ты куда собиралась? – уже в проеме двери оглянулся воевода. Его красивое лицо скривилось в жестокой усмешке. – Олав не увидит тебя еще долгие годы… Пока я не пожелаю.
Дверь распахнулась, выпустила его и захлопнулась, словно пасть огромной рыбы. Стараясь понять странности Сигурда, я прошла к печи и опустилась на служившее столом полено. Подставляя теплу влажный бок, оно слегка качнулось. Я дотронулась пальцем до отсыревшего дерева и оглядела прячущиеся в темноте стены. Почему Сигурд выбрал для разговора эту заброшенную халупу? Чья она? Кто жил в этом доме?
Я вздохнула. Похоже, в отличие от меня, у избы не было хозяев…
Утром меня разбудили резкие голоса у двери. Еще не разомкнув глаз, я признала своих недавних похитителей – горбоносого и того, который пожалел меня, столь неуклюже свалившуюся с лошади. «Сигурд, – вспомнила я, – вчерашний разговор! Эти воины пришли отвезти меня в Ладогу».
– Эй, ты готова? – сунулась в дверь рожа горбоносого. Воину воеводы явно не нравилось сопровождать в Ладогу какую-то болотную девчонку, но с приказом не поспоришь.
– Готова, – откликнулась я и двинулась к выходу. Во дворе в грязной луже переминались два оседланных жеребца – рыжий и гнедой. Горбоносый указал на рыжего:
– Полезай… – и подтолкнул меня в седло. «Ах да, отныне для него я – свободная», – усмехнулась я. Свободной, да еще и неведомо о чем толковавшей с Сигурдом девке положен особый почет. Не то что рабе жалкого эста, которую запросто можно ткнуть мордой в собственное колено. Теперь все будут относиться ко мне с уважением. Правду будем знать лишь я, Сигурд и тот неизвестный Сигурдов слуга, который будет за мной следить.
Горбоносый прыгнул в седло, я обхватила его руками, и мы тронулись в путь. Хотя нет, не тронулись – полетели. Да так, что к вечеру были уже в Ладоге. Городище напугало меня. Его каменные стены сумрачно глядели на дорогу широким зевом ворот, тяжелые абламы нависали над убегающей рекой, а доносящийся издали шум моря плыл над головами монотонным, угрюмым гулом.