– Что здесь изображено? – спросил берсеркер. Херрон раздраженно вытирал забытую кисть.
– Я пытался проникнуть в твою сущность, передать ее с помощью полотна и красок, как на изображении, которое ты только что видел. – Он показал в сторону хранилища. – Мои попытки провалились. Так бывает у большинства художников.
Еще одна пауза. Херрон затаил дыхание.
– Ты пытался восславить меня?
Херрон сломал испорченную кисть и швырнул на пол.
– Называй это, как тебе нравится.
На этот раз пауза была короткой. Потом робот развернулся и затопал к шлюзу. К нему присоединилось несколько металлических собратьев. Донесся шум, кажется, работал тяжелый молот. Допрос на время был отложен.
Херрону не хотелось думать ни о своей картине, ни о своей судьбе, поэтому он стал думать о шлюпке капитана Гануса. "Только нажми кнопку", так, кажется, сказал капитан.
Херрон улыбнулся: если берсеркер в самом деле такой рассеянный, побег может получиться.
Но куда бежать? Писать картины он уже не сможет, и вообще, едва ли у него есть талант. Все, что было для него ценно, сейчас хранилось здесь и на других кораблях, покидающих Землю.
Вернувшись в хранилище, он выкатил раму с "Юношей с перчаткой" и покатил на корму, как тележку.
Возможно, пока жив, он еще сумеет сделать кое-что полезное.
Статпокрытие делало картину слишком массивной, но он попробует уместить ее в шлюпке...
Но все же, что задумал капитан Ганус? Едва ли его волновала судьба Херрона...
Возле кормы, уже вне поля зрения сервомашин, Херрон миновал ряд контейнеров со скульптурами. Вдруг он услышал тихий стук.
Потребовалось всего несколько минут, чтобы найти и открыть нужный контейнер. Когда он поднял крышку, на фоне мягкой обивки возникла голова девушки.
– Они ушли? – Девушка так крепко кусала в отчаянии губы, что на них краснела кровь.
– Машины еще здесь, – помолчав, сказал Херрон. Буквально дрожа от страха, девушка выкарабкалась из контейнера.
– Где Гас? Они его забрали?
– Гас? – Кажется, он начинал понимать.
– Гас Ганус, капитан. Он и я... он пытался спасти мне жизнь, вывезти с Земли.
– Боюсь, он мертв, – вздохнул Херрон. – Он пытался сопротивляться.
Она прижала пальцы с запекшейся на ногтях кровью к щекам.
– Они нас убьют! Или еще хуже! Что нам делать?
– Не стоит так усердно оплакивать возлюбленного, его уже не вернешь.
Но девушка, казалось, не слышала. Она застыла, парализованная ужасом, ожидая появления машин.
– Помогите мне, – спокойно сказал он, показывая на картину. – Подержите дверцу.
Двигаясь, как загипнотизированная, она подчинилась, не задавая вопросов.
– Гас сказал, что останется спасательная шлюпка, чтобы контрабандой переправить меня на Тау Эпсилон... – Она замолчала, глядя на Херрона, испугалась, наверное, что он займет место в шлюпке. Что он, собственно, и собирался сделать.
Когда они пришли в кормовой отсек, Херрон внимательно посмотрел на портрет. Ему почему-то бросились в глаза кончики пальцев юноши. На них не было крови.
Херрон за руку подтолкнул дрожавшую девушку к люку крохотной шлюпки. Она скорчилась внутри, почти ничего уже не воспринимая. Она была некрасивая. Что в ней нашел этот Ганус?
– Место только для одного.
Она открыла рот – или оскалилась, готовясь защищать свой шанс на жизнь.
– Когда я закрою люк, нажмите вот эту кнопку. Это активатор. Понятно?
Это она поняла сразу. Херрон задраил двойную крышку люка и стал ждать. Три секунды, и он услышал слабый скрежет. Надеюсь, шлюпка отчалила, подумал он.
Рядом оказался иллюминатор оптического обзора. Вставив голову в полусферу прозрачного статстекла, он увидел редкие звезды, пробивавшиеся сквозь темноту пылегазовой туманности. Потом он разобрал и черный, округлый силуэт берсеркера. Сквозь темную метель туманности трудно было понять, прореагировал ли он на запуск шлюпки. Абордажный челнок висел рядом с "Франсом", других машин не было видно.
Херрон перекатил "Юношу с перчаткой" к мольберту. Беспорядочные, ломаные линии собственной работы показались ему более чем отвратительными. Но Херрон заставил себя взять кисть.
Он почти ничего не успел сделать, как вернулся сервомеханизм. Железный грохот со стороны шлюза прекратился. Аккуратно вытерев кисть, Херрон кивнул на полотно:
– Когда уничтожите все остальное, сохраните это полотно. Доставьте его тем, кто вас построил. Они это заслужили.
– Почему ты думаешь, что я уничтожу картины? – проквакал машинный голос. – Они прославляют жизнь, но сами по себе мертвы и потому безвредны.
Херрон вдруг почувствовал, что слишком испуган и утомлен, чтобы разговаривать. Он тупо смотрел в линзы робота, заметив там пульсирующие искорки. Ритм совпадал с ритмом его дыхания, словно на индикаторах детектора лжи.
– Твое сознание расщеплено, – сказала машина. – Но своей большей частью ты пытался воздать мне хвалу. Я починил твой корабль, ввел программу курса в компьютер. Теперь я тебя освобождаю. Пусть другие жизнеединицы поймут через тебя, что есть добро. И вознесут мне хвалу.
Херрон смотрел в пространство перед собой. Прозвенел металл по металлу, в последний раз заскрежетал шлюз.
Некоторое время спустя он понял, что остался в живых и что он свободен.
Сначала он не мог заставить себя прикоснуться к трупам космонавтов, потом, дотронувшись один раз, сумел взять себя в руки и поместить их в холодильную камеру. Он не знал, был ли кто-то из них верующим, но на всякий случай нашел нужную книжку и прочел тексты погребальной церемонии для мусульман, христиан, иудеев и этиков.
Потом нашел работающий пистолет и начал обыскивать корабль в диком подозрении, что какой-нибудь робот все-таки притаился в укромном углу. По дороге он уничтожил отвратительное творение собственной кисти. Потом перешел в кормовой отсек и повернулся в сторону, где, скорее всего, был в тот момент берсеркер.
– Будь ты проклят! – закричал он в стену кормы. – Я могу измениться! Я снова стану писать... – Голос его не выдержал. – И я докажу тебе... Я могу изменить себя! Я живой!
"Сколько людей, столько и мнений, столько и путей восхвалять жизнь.
Даже я, по собственной природе неспособный сражаться и разрушать, разумом признаю истину: в войне со смертью ценность жизни подтверждается через уничтожение врага.
В такой борьбе живой боец не должен закрепощать себя жалостью к врагу.
Но, как и в любой войне, пацифизм может оказать животворное воздействие. Не на врага, но на самого пацифиста.
И я нащупал нить контакта с сознанием, миролюбивым и жаждущим жить..."
4. МИРОТВОРЕЦ
Карр проглотил болеутоляющую таблетку и постарался поудобнее усесться в боевом кресле. Потом включил передатчик и сказал:
– Я иду с миром, у меня нет оружия. Я иду для переговоров.
Он начал ждать. В рубке управления маленького одноместного корабля было тихо. На экране радара был виден берсеркер, все еще не расстоянии многих световых секунд. Берсеркер не ответил на обращение, но Карр знал, что он услышал.
Позади осталась звезда, похожая на Солнце, которую Карр и называл родным солнцем, и его родная планета, сто лет назад освоенная землянами. Колония была маленькая, одинокая, на самом краю галактического рукава. До сих пор война с берсеркерами была известна только по сводкам новостей. Единственный боевой корабль покинул систему в направлении флота Карлсена: берсеркеры сосредотачивали силы для атаки на Землю, предстояла решающая битва.
Теперь враг добрался и сюда. На планете Карра готовили два крейсера, но колония была бедна ресурсами: если они и закончат строительство вовремя, едва ли кораблики смогут достойно противостоять берсеркеру.
Когда Карр представил свой план правительству планеты, там подумали, что он сошел с ума. Отправиться вести переговоры с берсеркером? О мире и любви? Спорить с ним? Всегда есть доля надежды обратить на путь истинный самое падшее человеческое существо, но какие доводы способны пронять машину с встроенной изначально программой уничтожать живое?
– Но почему бы и нет? – настаивал Карр. – У вас есть план получше? Я добровольно предлагаю себя в парламентеры. Мне терять нечего.