Иерархия и солидарность сосуществуют в комитате: вождь — это первый в обществе равных, как более благородный, авторитетный, богатый, доблестный (или все это вместе), быть может, даже самый старший по возрасту. Термины «сеньор» (senior, то есть старший) и «принцепс» (princeps, то есть первый) служат обозначению вождя в своем первоначальном этимологическом смысле. Они с полной определенностью указывают на первенство, превосходство и качественное отличие от остальной части группы. Он «первый», «заглавный» в группе, чей идеал и образ жизни делит поровну со всеми. Будучи глубоко солидаристской, с пережиточным отношением к обществу как семье, германская воинская община моделирует себя по семейному образцу, создавая «искусственные» родственные и братские связи.
Наряду с семьей, исходящей из единого для ее членов материнского лона, возникает семья, которая создана войной и для войны. Общность крови в ней дана не рождением, а ритуалом смешения крови — «коммикстио сангвинис» (commixtio sanguinis), «кровное братство» (побратимство). В этом свете яснее, чем прежде, предстает перед нами глубинный смысл германских законов, предписывающих женщине клятву «грудью своей», мужчине — «оружием своим».
Но рассмотрим по порядку этапы становления комитата, свойственные ему магические компоненты, обрядовые и символические ценности, на которых зиждется воинское братство.
Диалектика оппозиции род (Sippe) — комитат (comitatus) весьма древняя. Зародыш ее, видимо, следует искать в доисторической «религиозной революции», в ходе которой древние хтонические божества прагерманцев — валы (с ними связан культ предков и семейной солидарности) были низложены. На смену ваннам пришли новые боги — асы, носители героической и солярной (солнечной) морали. Согласно этой схеме (которую, впрочем, нельзя принять без некоторых оговорок), Sippe (роду ванов) противостоит структура comitatus (дружина асов).
Примером тому служит Вотан-Один, таинственный любитель и искатель «приключений», бог — покровитель воинов. В норвежском варианте мифа Вотан (Один) перед смертью уязвляет себя копьем и предлагает тем, кто верен ему, поступить точно так же. Отсюда происходят обряды нанесения при инициации ритуальных ран, почетная смерть с оружием в руках. Раны, должно быть, наносили и при совершении ритуала, который описан Публием Корнелием Тацитом: юноше вручали оружие, он становился воином, следовательно, свободным человеком. Вероятно, таким же был ритуал посвящения в тайны мужского воинского союза мужчин — (нем.: «Мэннербунд», Mannerbund), о котором нам, правда, почти ничего не известно.
Принятый в воинскую общину юноша в ритуальном плане считается достойным членом дружины упоминавшихся выше «эйнгериев», или «эйнхериев» (einheijar) — «избранником Вотана-Одина», то есть равноправным членом союза-друдины-комитата бессмертных, вечных воинов.
В «Младшей Эдде» рассказывается о некоторых избранных, которые после смерти попадают на небо и соединяются с Одином, становясь его соратниками и друзьями. В отличие от этих «живых мертвецов», составляющих «замогильное войско» («Дикую охоту») Одина, остальные мертвецы, связанные с землей, остаются в ней, давая земле то плодородие, которое они засвидетельствовали во время своего пребывания в мире живых. Существование небесных героев-эйнгериев обусловлено волей божественных асов, существование простых смертных — волей ванов, связанных с культом Матери-Земли. Окончательное местопребывание негероев — подземное царство Гель, или Хель (термин, имеющий общий корень с латинским глаголом «келаре» или, в другом произношении, «целаре», celare — прятать, скрывать, утаивать). Религиозные представления о ванах по времени более ранние, чем представления об асах. Однако две разновидности загробного царства не расположены по отношению друг к другу в некоей хронологической последовательности. Они соотносятся скорее по принципу некоей функциональной дополнительности (взаимокомплиментарности). Вскоре мы сможем убедиться, что в роде (Sippe) культовая сторона обусловлена действием хтонических сил.
Вотан пребывает в окружении дружины-«гефольгшафта» — свиты доблестных мужей. Подобно ему, германский вождь, имеющий божественное происхождение (от асов) либо заслуживший свой авторитет доблестью, стремится во всем подражать божественному образцу и ищет достойных товарищей для своей свиты-дружины («гефольгшафта»). Поиск этот происходил, вероятно, за рамками племенной среды. В свиту-дружину вождь-«гефольгсгерр» (Gefolgsherr, то есть «господин дружины» или «предводитель дружины») приглашает воинов откуда-нибудь издалека. Он желал основать новую группу — надплеменное либо внеплеменное сообщество, члены которого верны только своему вождю и свободны от иных обязательств по отношению еще к кому бы то ни было. Так у германцев складывались «элитарные» группы, состоявшие из «отборных» (во всех смыслах этого слова) воинов, чей привычный образ жизни — странствие, неподчинение установлениям среды, в какой они выросли, то есть в широком смысле слова — семье. Возникают, если угодно, своеобразные «воинские интернационалы».
Понять, как все это происходило, нам, как всегда, помогают древнеримские историки и государственные деятели Гай Юлий Цезарь и Публий Корнелий Тацит. Цезарь описывает таких «воинов-интернационалистов», оставивших свои родные поселения, странствующих по землям Германии, устремляющихся на помощь Ариовисту[48]. Эти люди порвали связи со своим племенем, они не чередуют больше занятие сельским хозяйством с войной. Более того, война — их единственный промысел. Тацит так рассказывает о таких людях: они обладают беспокойным темпераментом, воинственным духом, им наскучила мирная жизнь своего рода, претит работа в поле, уход за скотом. Их тяготит привязанность к матери-земле, в которой спят вечным сном предки. Они не любят труд, им скучен покой. Мир, по их понятиям, синоним праздности, ленивого и скучного безделья. Единственная их отрада — война.
Если на родине они не могут найти себе подобное удовольствие, то отправляются в дальний путь по первому зову мало-мальски известного, а уж тем более — знаменитого, удачливого и победоносного вождя.
Благодаря воинам, ведущим импульсивный образ жизни, появляется тенденция, потенциально способная взломать привычный образ жизни в оседлом и замкнутом роде. На авансцену выдвигаются новые впечатления и переживания: амбиция, стремление первенствовать, повелевать, пристрастие к авантюре, жажда богатства, вкус к острым ощущениям. Будничное течение жизни вызывает у них тоску. Жизнь племени была подчинена неконтролируемой силе судьбы, фатума. И против этой воли судьбы началось восстание. Тацит, повествуя о странностях хаттских воинов, чье гнездо было в верхнем течении Везера, замечает, что они склонны «считать счастье в числе сомнительных, храбрость в числе верных благ». Судьбу можно если и не подчинить себе, то по меньшей мере воспринимать не пассивно. Пока предначертанное не свершилось, его не стоит считать неизбежным и неконтролируемым. Единственное, на что можно положиться, чему можно спокойно довериться, — это военная доблесть.
Так зарождается «культура доблести», не вполне соответствующей римскому понятию «доблести» — «виртус» (virtus), которая на протяжении столетий будет характерной и чрезвычайно показательной для жизни Запада. При этом речь здесь идет не о некоторой сумме этических и гражданских ценностей, которые содержались в римском понимании virtus. не о семантическом обновлении термина, происшедшем под влиянием христианства, и не о его классическом «возрождении» на пороге Ренессанса.
Германская доблесть, так же как и кельтская, подразумевает ценности и отношения, которые римлянами считались варварскими и извращенными. Ее следует понимать узко в отличие от обозначаемого тем же словом римского представления о ценностях. Доблесть германского воина — свирепая отвага и безудержная воинская сила. Позднеримский военный историк Вегеций, автор известного трактата о военном искусстве, рассматривая причины, по которым римляне смогли одержать победу над гораздо более многочисленными галлами, более сильными германцами, более хитрыми и богатыми африканцами и более образованными греками, выделял согласованность, военный строй, дисциплину — короче говоря, «право оружия» — «юс арморум» (ius armorum). Рассуждение Вегеция в основном направлено на дискредитацию грубой, необдуманной воинской храбрости. В этом смысле варварская доблесть (согласно римлянам, единственное, на что варвары вообще способны, ибо им неведомы более высокие ценности) в глазах римского наблюдателя — нечто чудовищное.
48
Ариовист (лат. Ariovistus) — «царь» (король, кунинг, военный предводитель, вождь) древнего германского племени свевов (в среде которого существовало воинское братство «живых мертвецов» — гариев). Около 71 г. до Р.Х, Ариовист, по просьбе галльских (кельтских) племен арвернов и секванов, боровшихся с другим галльским племенем — эдуями — и призвавших Ариовиста на помощь (так же, как впоследствии новогородцы призвали на помощь военного вождя норманнов-варягов — Рюрика Ютландского с его верной дружиной — «тру вар» и «всем его домом» — «сине хус», превратившихся в позднейших легендах в «двух братьев Рюрика — Трувора и Синеуса», пригласив его «володеть» ими, ибо «земля наша велика и обильна, а наряду — организованного войска! — в ней нет»), перешел с отрядом германцев реку Ренус (Рейн) в качестве «предводителя наемной воинской дружины» и около 61 г. до Р.Х. одержал победу над эдуями. Поселившись на территории Галлии и обеспечив себе независимый статус (совсем как впоследствии германские военные предводители-«кунинги», аналог скандинавских «конунгов», на территории различных провинций Римской империи, которые они призваны были «охранять» от других варваров!), Ариовист собрал вокруг себя около 120 000 германцев. В 59 г. до Р.Х. римский полководец Гай Юлий Цезарь способствовал признанию сенатом Римской республики Ариовиста «другом римского народа» (союзником Рима). Однако, когда недовольные властью Ариовиста галльские племена обратились за помощью к Юлию Цезарю, тот около 58 г. до Р.Х. при Везонционе (нынешнем Безансоне) разгромил разноплеменное германское войско Ариовиста. Раненый военный предводитель свевов вместе с остатками своего разгромленного войска переправился через Рейн обратно в Германию, где вскоре умер от ран, полученных в сражении с римлянами.