Таким образом, великое переселение народов, хотя и расстраивало деятельность учреждений «дедушки», но не парализовало ее вовсе. Петроград по-прежнему оставался под особым надзором различных Гроссмихелей.
Надо помнить, что Гроссмихель — только один из деятельных агентов. А на Петроград подобных ему командированы десятки.
Совещание главноуправляющих отдельных частей происходило в большом отдельном салоне лечебницы Таубе.
Берта на нем не присутствовала. Напротив, она велела Таубе заявить, что, опасаясь ареста, еще третьего дня прямо из цирка отправилась на вокзал, чтобы поспеть в Радом на бал принца Иоахима и саксонского короля.
Она лично передаст генералу Гинденбургу чрезвычайные данные, добытые радиотелепатическим институтом.
Берта находилась в соседней комнате подле замаскированного цветами окошечка и с удовольствием видела, что заявление об ее отъезде встречено сочувственными замечаниями по ее адресу: она не думала, что ее сотрудники так искренне любят и ценят ее.
Берта в самом деле думала через два-три дня поехать в Радом, — оставаться здесь было немыслимо, — слишком уж известна всем ее наружность по афишам цирка и открыткам.
Но одно чрезвычайно интересное обстоятельство задержало ее на неопределенное время в Петрограде. Наблюдая от нечего делать в потайное окошечко за пациентами, ожидающими Таубе, она в одно прекрасное утро увидела… инженера Переверзева, безумно влюбленного в нее.
Инженер этот работал над одним техническим проектом чрезвычайной важности.
Адский план созрел в ее голове.
III. ВО ВЛАСТИ ШПИОНКИ?
Берта не ошиблась: зачем же еще мог прийти к Таубе Переверзев, как не за тем, чтобы гипнотизер залечил его сердечную рану?..
С тех пор, как исчезла Берта, он потерял сон, аппетит, работоспособность, покой.
У него на руках такое важное, ответственное дело, он должен его кончить в семидневный срок и не может работать.
Берта в том виде, в котором она приходила к нему в последний раз, стояла перед его глазами и манила задорным и вызывающим видом своим.
Истощенный организм инженера представлял собой чрезвычайно благодарную почву для гипнотических экпе-риментов; с завтрашнего же дня начнется правильный курс лечения.
Завтра Переверзев должен быть у Таубе в половине двенадцатого ночи.
Вот он сидит на мягком кожаном кресле посреди комнаты, погруженной в темно-зеленый мрак. Только на потолке маячит фиолетовая светлая точка.
— Спите! — отчетливо слышится голос гипнотизера. — Вот у вас тяжелеют веки. Делаются неподвижными члены… Закрываются глаза…
Переверзев заснул, еще глубже уйдя в мягкое кожаное глубокое кресло.
— Проснитесь! Но встать с кресла вы не можете до тех пор, пока я не позволю.
Инженер раскрыл глаза и с любопытством уставился взором в темноту.
Гипнотизера в комнате не было. Но в одном месте на стене показалось какое-то светлое облако.
— Шшшшшжжжбумм!.. Ку-ку! Ку-ку!..
Это пробили где-то половину двенадцатого старинные часы с кукушкой.
Сразу как-то спокойно, солидно, старинно на душе сделалось. Раздался серебряный звон старинной табакерки с музыкой.
Табакерка играла медленный вальс a trois temps[7] Ланнера.
И в такт музыке закачалось сиреневое облачко на стене. И чем больше качалось, тем больше принимало формы девушки.
И вот сердце Переверзева радостно забилось, что-то похожее на Берту почудилось ему в дымке сиреневого тюля.
— Да, да! Это она!..
Он хотел броситься к ней, протянул руки, но не мог встать с кресла.
Вдруг в комнате стало ослепительно светло. Перед ним стояла ослепительная в своей красоте Берта, как раз в том сиреневом платье с зеленым тюлевым шарфом, в котором он ее видел в последний раз.
— Берта! — радостно крикнул он.
— Илья, вы меня звали?.. Вы хотели меня видеть!
— Берта! Я умираю от тоски по тебе!..
— Вот я с вами… Я с тобой… Ты счастлив?..
— Берта! Подойди ко мне… Дай мне руку, чтобы я убедился, что это ты…
— Вот тебе моя рука! И вот колечко, подаренное тобою…
— Отчего так холодны твои руки?.. Нагнись надо мной, чтобы я мог дышать ароматом твоих волос…
Она обвила его шею руками и ласково прижалась нежным обескорсеченным телом к его груди, к его щеке и пьяным хмелем откровенного декольте одурманила.
— Куда ты исчезала? Зачем покинула меня, едва обнадежив?
— Я уезжала в несчастную, разоренную Польшу. Я была в Радоме на балу принца. Я танцевала полонез с королем саксонским и мазурку с принцем Иоахимом. Графиня Потоцкая, княгиня Радзивилл и прочие знатные дамы отвешивали мне почтительные поклоны, видя, как принц восхищен моей красотой. И вот все же я покинула их и вернулась к тебе, мой милый, дорогой Илья. Ну, целуй, целуй мою шею, мои плечи, мои губы…