— Здравствуйте, Наташа! — просто сказал профессор, взяв ее за руку. — Поглядите мне в глаза… Будемте друзьями… Вы страдаете бессонницей?.. У вас болит вот эта половина головы… Ну, милый капитан, не найдется ли у вас какой-нибудь камеры одиночного заключения, где бы Наташа могла раздеться… Здесь нам помешают… Да и барышня себя будет плохо чувствовать в вашем присутствии. Мы, а в особенности такие старики, как я, не стесняем дам, нас не считают за мужчин.
Камера нашлась — в том же коридоре, где давали свидания Гроссмихелям.
Наташа стыдливо сняла кофточку.
— Смотрите мне в глаза! Спите, Наташа! Когда вы проснетесь, вы будете себя чувствовать гораздо лучше. Ночь вы проведете спокойно, без боли. Все время вы будете испытывать сильное желание повторить сеанс со мной. Когда у вас заболит голова, слегка постукивайте пальцем вот здесь у виска, и боль пройдет. Теперь проснитесь и забудьте, что спали.
Капитан не узнал своей Наташи, она такой ясной, милой улыбкою встретила его, как давно не встречала.
— Ну что? Тебе лучше…
— Мне так хорошо, что не знаю, как благодарить профессора.
— Только будьте паинькой, Наташа, хорошенько закутайте голову, главное не застудить… Не ленитесь ходить, когда я буду здесь на сеансе… Надо вам еще раз пять помассажировать сонную артерию… Хорошо бы волосы постричь как можно короче. Неприятно только, если жандармский офицер или надзиратель подумает, что я за вами ухаживаю…
— Глубокоуважаемый профессор, в следующий раз я свидание Гроссмихелей возьму на свою личную ответственность, разрешу его в половине седьмого и даже надзирателя займу, отвлеку от коридора.
— Посмотрите мне в глаза! Мне кажется, и у вас болит голова…
— Пустяки… Чуть-чуть, должно быть, простудился…
— Дайте руку… Закройте глаза… Вам легче, вам хорошо… Вы питаете полное доверие ко всем моим словам и поступкам… Вы мне, как врачу и человеку, без раздумья отдаете всю свою волю.
Наташа тщательно закутывалась в шаль и не слышала слов профессора.
— Теперь проснитесь. Что вы чувствуете?
— Профессор, вы — чародей… Мне так хорошо, что я готов расцеловать вашу руку. Наташа! Наташа! Благодари профессора!
IV. ПЕРЕПОЛОХ
В тюрьме переполох.
Важнейший политический преступник, обличенный в организации целого ряда шпионских учреждений и не повешенный еще только потому, что прокуратура надеялась с помощью некоторых очных ставок добиться еще новых важных данных, словом, Фридрих Гроссмихель бежал из тюрьмы.
На его месте в его камере одиночного заключения оказалась экономка капитана Вырубова Наталия Иванова, переодетая в платье Гроссмихеля.
С несомненностью доказано, что капитан Вырубов участвовал в заговоре: он превышал власть, вопреки законам и традициям тюрьмы разрешал такому важному заключенному свидания в неуказанные часы и без жандарма.
Он вел продолжительные беседы с глазу на глаз с постоянным спутником жены заключенного Марии Гроссми-хель, причем за последние три дня в беседах этих принимала участие и Наталия Иванова.
С ведома капитана Вырубова Наталия Иванова и таинственный посетитель уединились в свободную камеру в том же коридоре, где находилась и камера одиночного заключения Гроссмихеля.
Надзирателя Акаемова капитан Вырубов удалял из коридора под тем или иным, часто неискусно придуманным предлогом, а в последние дни уводил его лично, беседуя с ним на служебные и неслужебные темы.
Все делалось для того, чтобы незаметно Фридрих Гросс-михель и Наталия Иванова обменялись костюмами.
Затем капитан сам вывел Гроссмихеля, переодетого в женское платье и закутанного с головой в пеструю шаль.
Служитель Петров, стоявший у входных дверей, собственными глазами видел, как бережно поддерживал капитан укутанную в шаль высокую женщину, словно она беременная. Перешагивая через порог, он сказал ей: «Смотри, не оступись. Это было бы ужасно в твоем положении». Петров знал, что капитан живет с высокой экономкой и не придал особого значения словам и поступкам этой пары.
Марию Гроссмихель и ее спутника, которого капитан почтительно величал профессором, выпускал тот же Петров, как всегда помогая им одеться.
Ничего подозрительного в поведении их Петров не усмотрел.
И барыня и профессор были спокойны, шли не торопясь и, как всегда, дали на чай полтинник.
Надзиратель Акаемов после ухода Марии Гроссмихель несколько раз заглядывал в дверной глазок.
Заключенный сидел спиной к двери и читал. Он сидел неподвижно, так что Акаемов подумал, не заснул ли после приятностей свидания его поднадзорный.