И в этот миг Том понял, что уже принял решение, но предпочитал пока не признавать этого вслух, предпочитал потянуть еще хотя бы несколько секунд, чтобы была возможность отступить. “Пыль, оседающая в груди, твердит, что все позади… ” – его преследовали эти строки. Да, здесь закончилась моя история. Но что меня ждет дальше, ведь я все еще остаюсь здесь и живу сейчас, а сейчас значит всегда. “Так умирает воздух”. В книжном магазине он мельком прочел и другие слова: “Но все можно пережить. Какое счастье и какое несчастье”.
III
Я стала женой Томаса Невинсона в мае 1974 года, и венчались мы в церкви Сан-Фермин-де-Лос-Наваррос, совсем рядом со школой, куда оба ходили, где познакомились и куда он поступил позднее, чем я, уже в четырнадцать лет. Нам обоим вот-вот должно было исполниться по двадцать три года, из церкви мы вышли под руку (как никогда не ходили ни раньше, ни потом): я в белом, с букетом в руке, откинув с лица фату и победно улыбаясь. Наверное, это можно было считать исполнением давнего желания, одного из тех желаний, которые ты загадываешь в детстве или юности и от которых трудно отказаться, их трудно даже поумерить, как бы сильно ни изменились обстоятельства. Чувства тоже могут измениться, но, чтобы осознать это, должно пройти гораздо больше времени, и главное, нужно, видимо, все-таки выполнить старые планы, прежде чем задуматься об отречении от них. Нужно пересечь некую черту, за которой нет обратного хода, чтобы потом опомниться и раскаяться, чтобы убедиться, что ты совершила ошибку, чтобы тебе захотелось метнуться назад; да, надо совершить непоправимую ошибку, чтобы осознать, что это была ошибка и уже поздно пытаться ее исправить без громких скандалов и больших потерь. До того, как мы с Томасом законным образом соединились со всеми вытекающими отсюда последствиями, мне и в голову не пришло бы расстаться с ним; кроме того, эти последствия казались почти неразрешимыми в стране, где развод все еще был под запретом, хотя многие супружеские пары по взаимному согласию жили врозь; порой надо покрепче завязать узел, чтобы отважиться его развязать, если к тому есть основания. Легко вообразить, что наше излюбленное занятие – брать на себя непосильные или неисполнимые задачи, и некоторые тратят на это всю свою жизнь, поскольку не представляют, что жизнь можно прожить как-то иначе, а вовсе не в тревогах, яростной борьбе, ссорах и трагедиях: люди запутываются в проблемах, чтобы потом их распутывать, и на это у них уходит все отпущенное им время.
Нет, я, выходя замуж, не задумывала ничего подобного, иначе это было бы цинизмом. Наоборот, мне казалось, что семейная жизнь положит конец тем странностям, которые я уже начала замечать, после того как Томас окончил университет в Оксфорде и вернулся в Мадрид, но вернулся вроде бы не насовсем и не так, как я ожидала. Дела у него шли лучше некуда: диплом знаменитого университета давал ему большие преимущества, и Том, несмотря на молодость, сразу получил место помощника атташе по культуре в британском посольстве с приличным жалованьем, позволявшим нам не испытывать денежных проблем, к тому же вскоре и я тоже стала приносить в дом скромные, но отнюдь не лишние деньги, так как вела уроки в нашей же “Студии”, где часто прибегали к помощи бывших учеников, которым доверяли, если вдруг в начале учебного года возникало вакантное место. Томаса ценили в посольстве или, возможно, где-то наверху, поэтому его могли послать в Англию на целый месяц, а иногда и больше, чтобы он там пополнял свои знания – дипломатические или предпринимательские, учился протоколу, кризисному управлению и управлению финансами, работе с персоналом и тому подобным вещам; мне было скучно про них слушать, и они не казались мне такими уж необходимыми для должности, которую Томас занимал или мог занять в будущем. Во всяком случае, так он мне это объяснял. Значит, на службе ценили его и планировали двигать выше, используя по максимуму; однако, поскольку он не был карьерным дипломатом, я склонялась к мысли, что в будущем его, скорее всего, определят в какое-нибудь английское министерство, скажем, в Форин-офис, то есть в Министерство иностранных дел Великобритании, как умного и дельного сотрудника с блестящими способностями к языкам и умеющего к тому же хорошо ладить с людьми. Иными словами, переезд в Англию был вполне предсказуем, как и назначение в любую другую страну, где он оказался бы полезен, например в Латинскую Америку.