– Вы хотите сказать, что делегация находится практически в изоляции и вы в течение нескольких дней лишены связи с ней?
– Не совсем так. Мы контактируем с ее главой, а он – с нами, но ни одному из членов делегации не разрешается по собственному почину куда-нибудь звонить. Мы могли бы изложить вашу проблему ему, а он, возможно, – Тому, что, не исключаю, произвело бы нежелательный эффект, то есть встревожило бы его, поскольку он ничего не сможет предпринять, пока находится там. Мне очень жаль, но скажите, речь идет действительно о чем-то серьезном и срочном? Мы могли бы подумать, как помочь вам отсюда. Вы уже обращались в наше посольство в Мадриде?
Не было никакого смысла рассказывать про “эпизод” незнакомому человеку, да еще по телефону, да еще на моем небезупречном английском. К тому же я понятия не имела, кто такой этот Тед Рересби, поскольку слышала фамилию пару раз от Томаса, но он вроде бы никаких пояснений не давал, а может, я просто пропустила их мимо ушей. Друзья они с Томасом или только коллеги и кто у кого находится в подчинении? Кажется, он упоминал Рересби в разговоре с кем-то третьим, а я при этом просто присутствовала.
– Нет, – ответила я. – Пока не обращалась. Я должна сперва рассказать все Тому.
– Советую вам в любом случае обратиться в посольство, миссис Невинсон. Им в Мадриде будет легче помочь вам, если, конечно, помощь понадобится. Хотите, я сам займусь этим? Могу позвонить в посольство отсюда.
Я помолчала, изумленная такой отзывчивостью.
– Пожалуйста, скажите, с вами все в порядке? У вас ведь маленький ребенок, да? С ним все в порядке?
На самом деле со мной было все в порядке и с Гильермо тоже. Прямо сейчас нам не нужна была никакая помощь, но еще утром все обстояло иначе. Еще утром помощь нам была крайне нужна: на моих глазах чуть не сгорел наш сын. “И каждое действие… шаг к огню”, – часто декламировал при мне Томас, вернее, бормотал эти строки по-английски. Вероятно, нужно подождать, придется подождать. Вряд ли стоит прямо сейчас рассказывать этому Рересби про Кинделанов, про их обман, про зажигалку и пузырек с бензином, про их обвинения и подозрения относительно Томаса. Раз он находится в окрестностях Берлина, значит, не может находиться ни в Ирландии, ни в Северной Ирландии и не может причинить ей никакого вреда. Если только тот человек говорит мне правду.
– Да, сейчас мы оба в порядке, дело не в этом.
– Сейчас? А раньше нет?
Я опять помолчала, меня раздражало, что собеседник цепляется за каждое мое слово, но он продолжил:
– Позвольте мне задать вам один вопрос, точнее два, если они не покажутся вам неуместными. Речь идет о личном деле или это связано с работой Тома? Я имею в виду причину вашего звонка.
Вопрос прозвучал странно, учитывая, что задал его совершенно незнакомый мне человек, к тому же англичанин, а они в те годы, как правило, отличались сдержанностью и не позволяли себе лишнего любопытства. Мое желание немедленно поговорить с Томасом могло объясняться любым капризом, тем, например, что я скучаю по мужу, или приступом ревности, сомнениями, или, в конце концов, просто желанием услышать его голос.
– Я не думаю, что это имеет какое-то значение, мистер Рересби, – ответила я, прибегнув к вежливой форме, чтобы дать ему понять, что он сует нос не в свое дело. – Раз мне невозможно поговорить с ним, значит, невозможно. Поговорю, когда вернется. Когда связь с ним восстановится. Когда ему не будет запрещено получать известия о своей жене и своем ребенке. Не понимаю только, почему он не предупредил меня, что мы можем оказаться в такой ситуации. Да еще на столь долгий срок.
– Вы правы, правы, – стал опять извиняться мистер Рересби, словно не обратив внимания на мои последние слова, прозвучавшие как упрек. – Я задал вам такой вопрос, поскольку во втором случае мог бы быть вам полезен.
Я устала, мне приходилось сильно напрягать слух, чтобы понимать его как следует. Я начинала терять терпение и даже подумала, что, возможно, Кинделаны правы. Что Томас работает вовсе не в Форин-офисе и что я разговариваю отнюдь не с сотрудником этого министерства, а с человеком из МИ-6.
– Знаете, мне просто любопытно. По словам телефониста, вы назвали сперва мое имя, а потом имена мистера Дандеса, мистера Юра, мистера Монтгомери и мистера Гаторна. Могу ли я спросить, откуда они вам известны? Повторяю, что спрашиваю из чистого любопытства. Дело в том, что мистер Гаторн и я – мы реальные люди, а остальных просто не существует. Вернее, таких нет здесь. Где-то на просторах нашего королевства, думаю, люди с этими фамилиями найдутся.