Приказ командующего 3-й ударной армией командиру 9 танкового корпуса
К началу 70-х годов ХХ века коммунистическая власть сгнила окончательно.
Было использовано множество способов поднять авторитет Коммунистической партии и ее ленинского Центрального Комитета в глазах народа. На заборах огромными буквами писали: СЛАВА КПСС! Было решено переписать конституцию и вписать в нее особую статью о том, что партия — наш рулевой. Композиторы сочиняли песни о родной партии, поэты — стихи, высоколобые профессора переписывали учебники: все наши великие победы — результат плодотворной деятельности коллективного разума партии!
И тут кто-то вспомнил о Жукове.
Мысль простая и гениальная: пусть величайший полководец всех времен и народов выскажется! Пусть сообщит народу, кто привел страну к победе над Гитлером! Пусть расскажет о роли Центрального Комитета Коммунистической партии в руководстве войной и армией!
Несколько осложняло ситуацию одно обстоятельство: пока сообразили, пока хватились, Жуков уже умер.
Но нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики.
Не беда, что Жуков умер. Не беда, что его мемуары вышли при жизни и разошлись по стране. Не беда, что уже переведены на все мыслимые языки и изданы во многих странах. Мемуары решили подновить в соответствии с требованиями момента. Было высказано предположение, что Жуков понимал роль Центрального Комитета. Раз так, то, ясное дело, свои взгляды на сей счет где-то изложил письменно. Не мог не изложить! Просто прохвосты-цензоры вырезали из рукописи его гениальные соображения. А что, если хорошенько порыться в архивах Жукова? Что, если восстановить первоначальный текст и отпечатать второе издание?
Так и поступили. Обратились к дочери величайшего полководца Марии Георгиевне: нет ли чего о роли Центрального Комитета?
Мария Георгиевна по амбарам помела, по сусекам поскребла и (о чудо!) тут же нашла именно то, что требовали. С этого, собственно, и начался бесконечный процесс волшебного самосовершенствования «Воспоминаний и размышлений». Мемуары Жукова были борзо переписаны на новый лад, и было объявлено, что первое издание — неправильное. А вот теперь-то справедливость восторжествовала, найдено все, что было вырезано цензурой, и врезано в текст. Так родилось второе издание.
Давайте же обратимся к «подлинным взглядам великого русского полководца», которые дочь стратега сумела разыскать и сохранить для потомков. Давайте же оценим степень подлости главного идеолога Советского Союза Михаила Андреевича Суслова и других конъюнктурных писак из ЦК, которые «резали по живому», «выбрасывали из мемуаров самое-самое...».
В первом издании книги Жукова были такие строки: «В конце 20-х годов вышел в свет серьезный труд Б.М. Шапошникова „Мозг армии“, в котором был проанализирован большой исторический материал, всесторонне обрисована роль Генерального штаба, разработаны некоторые важные положения по военной стратегии» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 100).
Что можно возразить? Ничего не возразишь. В конце 60-х фраза звучала безукоризненно. В первом издании живой Жуков полностью соглашался с Шапошниковым и ему не возражал. А мертвый Жуков пошел другим путем. Он нашел нужным опровергнуть и Шапошникова, и самого себя. Во втором издании мемуаров Жукова фраза про книгу Шапошникова получила такое развитие: «Дело прошлое, но тогда, как и сейчас, считаю, что название книги „Мозг армии“ применительно к Красной Армии неверно. „Мозгом“ Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК ВКП(б)» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 110).
Это заявление Жукова — оскорбление Генеральному штабу и всей Красной Армии. Выходит, у нашей армии собственных мозгов нет. Безмозглая.
Это заявление повторено во всех остальных изданиях. Вот это и есть то «самое-самое», что в первом издании по приказу злодея Суслова беспощадно «резали по живому» конъюнктурщики из Центрального Комитета. Это и есть те самые «подлинные взгляды великого русского полководца», которые сохранила для грядущих поколений сообразительная дочь Мария Георгиевна.
Что же получается? Получается, что главный идеолог Центрального Комитета Коммунистической партии М.А. Суслов и его подручные конъюнктурные писаки из того же Центрального Комитета в 1969 году роли Центрального Комитета не понимали. Мало того, они ее отрицали, они свирепо «резали по живому». А вот Жуков все понимал! И писал в своих рукописях! Но по приказу свирепого злодея Суслова эта проникновенная правда, эти простые, но мудрые слова, это «самое-самое» были из мемуаров Жукова безжалостно вырваны. А через шесть лет, в 1975 году, тот же самый Суслов перестроился-перековался, роль Центрального Комитета уяснил-осознал и разрешил храброй дочери Жукова правду-матку в книгу вписать, привести текст книги в соответствие с «первоначальной рукописью» и «подлинными взглядами».
А неутомимая дочь Мария Георгиевна продолжала поиск. И вот нашла более звучную, впечатляющую и убеждающую фразу о роли Центрального Комитета. Оказывается, Жуков, для того чтобы донести великую правду о войне, взял себе в союзники не менее выдающегося полководца, тоже Маршала Советского Союза и тоже четырежды Героя Советского Союза, Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Леонида Ильича. Мол, не я один так думаю. Вот и товарищ Брежнев того же мнения. Вновь разысканная фраза Жукова звучала так: «Центральный Комитет, — отмечал Л.И. Брежнев, — был тем штабом, откуда осуществлялось высшее политическое и стратегическое руководство военными действиями» (ВИЖ. 1978. No 4. С. 24).
При живом Жукове эту фразу явно цензура не пропустила. Но потом великая жуковская правда о войне все же восторжествовала, все же пробила себе дорогу к массам...
Но вот беда: через четыре года Брежнев вдруг вышел из моды. И храбрая дочь величайшего гения тут же потеряла эти красивые слова, которые совсем недавно были такими правильными, такими верными и актуальными.
Что поделаешь? Они еще вчера были созвучными времени.
А сейчас требуется другое. Конъюнктура иная. Более правдивая правда о войне нужна.
Существует достаточно свидетельств, что с августа 1939 года генералы и офицеры Генерального штаба Красной Армии работали по 15-16 часов в сутки без выходных и праздников, часто оставаясь на ночь в своих кабинетах. У кого большой кабинет, тот мог иметь даже диван. Офицерам рангом пониже рекомендовались три варианта отдыха:
а) сидя на стуле лицом в стол;
б) на столе;
в) под столом.
Ближе к войне работа всего состава Генерального штаба стала практически непрерывной, круглосуточной.
Генерал-полковник Л.М. Сандалов вспоминает: «Иван Васильевич Смородинов был назначен на этот пост с должности заместителя начальника Генерального штаба. Работал он, как мне рассказывали, не менее двадцати часов в сутки» (Л.М. Сандалов. На московском направлении. М., 1970. С. 42).
Об этом говорит и сам Жуков: «Руководящий состав Наркомата и Генштаба, особенно маршал С.К. Тимошенко, в то время работали по 18-19 часов в сутки» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 241).
Другими словами, еще до германского нападения Генеральный штаб РККА работал в режиме военного времени. Выше этого невозможно. В ходе войны рабочий ритм оставался таким же. Интересно, что и после войны до самой смерти Сталина работа Генерального штаба была столь же напряженной. А пленумы Центрального Комитета Коммунистической партии собирались от случая к случаю. По уставу — раз в три месяца. Но буйно цвели, так сказать, неуставные отношения. Пленумы собирали и через четыре месяца, и через шесть. А то и раз в год. «На Восьмом съезде было установлено, что в течение всего 1918 года, с момента переселения правительства в Москву и до съезда Советов в декабре, не было ни одного собрания ЦК партии, и все решения за ЦК принимали вдвоем Ленин и Свердлов» (Б.И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 134).