и богатырях»: и черепки старинной посуды и арабские монеты первоначального чекана...
Рано узнал Зиновий Давыдов французскую поговорку: «То ново, что хорошо забыто». В
новый, забытый мир прокладывала путь археологическая лопатка. Как же тут не увлечься, не
пойти по этому пути?
В Черниговском издательстве «Стрелец» вышла первая книга Давыдова – «Ветер». Был
это сборник стихов. Слово «ветер» очень модное в то время, стихи целиком укладывались в
блоковскую систему образов. Помните начало «Двенадцати»:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всем божьем свете!
В студенческие годы Давыдов «встретился» с князем Владимиром Красное Солнышко в
его стольном городе Киеве, там жил Нестор-летописец, там творилась ранняя история
государства Российского, все дышало стариной.
А потом Давыдов оказался в Северной Пальмире. Он ходил по широким площадям и
проспектам, и камни говорили с ним, напоминая о событиях, свидетелями которых были.
Здесь, в Ленинграде, в городе Пушкина и любимого своего Блока, Давыдов начал писать
прозу. Первый его исторический роман «Беруны» был посвящен Крайнему Северу,
приключениям рыбаков-мореходов.
Вот мы и подошли к роману, который вы сейчас прочтете. Сам Давыдов считал его
«своим любимым детищем», начал писать в Ленинграде, а закончил в Москве. В
автобиографической записке он говорит: «Мои творческие интересы уже в начале тридцатых
годов совершенно оторвали меня от «петербургского периода», и я стал стремиться в Москву.
Я работал над романом «Из Гощи гость», в воображении постоянно пребывал у кремлевских
стен, жизнь в Ленинграде порой казалась мне существованием на чужбине».
Давыдов переехал ближе к месту действия своего романа – в Москву. Он шел
Кропоткинской улицей и видел старинное Чертолье, гулял по пустынной Красной площади, и
в его воображении она заставлялась деревянными лабазами, ларьками, ее наполняли
скоморохи, торговцы шанежками, пареной репой и сбитнем. Мимо златоглавых церквей
сновал московский люд, пестрое население начала XVII века – кожемяки, мукосеи, дьяки,
подьячие. Он слышал их говор, живыми вставали они со страниц пожелтевших от времени
летописей и документов.
Главным героем романа был князь Иван Хворостинин, лицо действительно
существовавшее и действовавшее в сложнейшую эпоху.
Не много было на Руси людей столь образованных!
Князь Иван сызмальства тянулся к знаниям, к книге.
Документальных данных о нем сохранилось очень не много, но у автора исторического
романа всегда возникают необычайные взаимоотношения со своим персонажем: таким хотел
Иванушку видеть Давыдов и таким его узнали мы, читатели книги.
И мы поверили в этом писателю, потому что он в высокой степени обладает
драгоценным для автора исторических повествований даром реконструкции.
Личность героя, эпоха, пейзаж – все, все реконструировано на страницах романа так
выпукло, что сейчас, идя по Москве, мы уже не забудем картин ее прошлого, увиденных
вдумчивым глазом художника, нарисованных его умелой рукой. Он сумел увлечь нас своими
радостями, заразил своей высокой болезнью, заставил взглянуть на окружающее
пристальнее, показал глубину времени, научил увлекательной игре воображения.
Князь Иван – новый человек новой России. Он не похож на своего отца, не знавшего
грамоты, слепо верившего попам. Молодой Хворостинин берет под сомнение то, что для
старого составляло непреложную истину, у него свой разум, свой царь в голове.
Рядом очень интересная фигура еретика-протестанта, польского капитана Феликса
Заболоцкого. Когда будете читать роман, обратите на него внимание, присмотритесь, как
немногими чертами рисует художник его портрет, ведь мы словно видим этого веселого пана,
умного, иронического, преисполненного своей шляхетской гордости.
В романе есть персонажи, известные нам не по одному лишь учебнику истории. Их внес
в наше сознание Пушкин. Это царь Борис, царевич Димитрий, Ксения Годунова, боярин
Шуйский. Какой смелостью должен обладать писатель, чтобы, после Пушкина отважиться
прикоснуться к этим фигурам!
Я не стану дальше хвалить роман, не в этом я вижу свою задачу. Мое дело познакомить
вас с Зиновием Самойловичем Давыдовым, рассказать о его творческом пути.
Когда вы прочитаете роман, советую вам взять другую его книгу. Называется она
«Корабельная слободка». Она перенесет вас на берег Черного моря, в город русской воинской
славы, в самые критические для него времена, времена Севастопольской обороны.
Последняя работа Зиновия Давыдова вышла в 1958 году. Это историческая повесть
«Разоренный год». А за несколько месяцев до этого писатель умер.
Дело пережило человека, ведь недаром последними словами, которыми он закончил
повесть о Минине и Пожарском «Разоренный год», были: «...снова зацветает жизнь»...
Сейчас в эту новую, зацветающую жизнь снова входит старый роман Зиновия Давыдова
«Из Гощи гость», который прежде, при первом своем появлении понравился читателю так,
что и сказать невозможно. Будем же надеяться, он и сегодня взволнует сердца.
И. Рахтанов
Часть первая
ЛАТЫНЩИКИ
I. УЧИТЕЛЬ
На рассвете метелица утихла, снег поголубел, и дворники пошли с лопатами за ворота
отгребаться от лихих сугробов, перекативших уже через тын. Глядь, а из сугроба одного
торчат чьи-то ноги в покореженных сапогах, и ворон, уместившийся на стоптанных
подметках, рвет и теребит отпоровшиеся латки. Мужики бросились к сугробу, выволокли из
ямины подснежной человечка, стали трясти его, дергать за бороду, щипать ему нос, тереть
ему уши...
– Онисифор... – молвил один. – Онисифор, подьячий1, княжичев учитель... Вишь, брёл-
брёл, да малость не добрёл.
– Пьяница он, Онисифор, бражник! – откликнулся другой. – Чать, на Москве по всем
кабакам он известен... Онисифор, пробудись! Опохмелиться пойдем ли? Онисифор
1 Подьячие – служащие различных учреждений Московского государства: делопроизводители и писцы. Были и
вольные подьячие – «площадные»; эти на Ивановской площади в Московском Кремле обслуживали частных
лиц, составляя для них за особую плату разного рода деловые бумаги.
Васильич!
Но Онисифор спал непробудно, вечным сном; он не алкал и не жаждал, и опохмеляться
ему было теперь ни к чему. Не добудившись его, мужики погалдели, потараторили, да и
поволокли подьячего на двор, к житному амбару напротив княжеского дома.
Зимнее утро медленно натекало на Чертолье1, расплывалось по заулкам, расходилось по
хворостининским дворам меж работных изб и всяких хозяйственных построек. А на снегу
возле житницы лежал человек, учитель малолетнего князя Ивана, бывший площадной
подьячий Онисифор Злот, за описку в царском титуле отставленный от дела и под окошком
писчей избушки битый плетью. Он и вправду был пропойца лютый: даже холщовый свой
бумажник и медную чернильницу пропил он давно и промышлял тем, что ходил по боярским
дворам, обучая малых ребяток по азбуке рукописной:
Аз-буки-букенцы,
Веди-веденцы...
С указкой костяной и перышком лебяжьим научил подьячий и способного княжича
Ивана читать и писать и даже складывать стихи.
Но что было теперь делать с мертвым Онисифором? Никто этого не знал, как никому не
ведомо было, есть ли у Онисифора какие-нибудь родственники в Москве и где жил этот
человек, который почти ежедневно приходил на Чертолье к княжичу в комнату, исправно