И услышал ясный голос князя Ивана, продолжавшего вслух из раскрытой книги:
– «Где красота разная? Где златые и серебряные сосуды? Где многоразличные трапезы и
сладкие снеди и хитрость поваров? Все пепел, все прах».
Старик закрыл глаза. Князь Иван умолк. Он положил книгу на стол и тихонько вышел из
комнаты.
Под вечер туркиня Булгачиха привела к Андрею Ивановичу какого-то козлобородого
человека. Это был известный в Москве Арефа-колдун. Он стал дуть и шептать и между тем и
другим потчевать Андрея Ивановича мутной водицей из детского рожка. Мужик этот потел
над стариком всю ночь и ушел только наутро с полной котомкой всякой снеди и двумя
алтынами денег, зажатых в руке. До самых ворот шел Арефа пятясь и все дул и шептал, а
выйдя за ворота, поглядел на сребрецо свое, побрякал им и запрятал в кису1, висевшую у него
на шее вместе с целым набором всяких принадлежностей для волхвования – костей вол-
шебных, крючков заколдованных, стрелок чудотворных.
IX. КНЯЗЬ ИВАН ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА БОЛВАНОВКУ
Вся неделя эта прошла для князя Ивана точно во сне.
Жалобное стенание больного, слезинка в курчеватом волосе его бороды, высокая,
размеренная книжная речь, которою тешил его князь Иван, – все это повторялось изо дня в
день, и только как сквозь дымчатую кисею выступал перед молодым князем нелепый двор
ротмистра Косса с девкой, бегущей по тропке, с блекочущим немцем, гоняющим за нею,
размахивающим обнаженной шпажонкой... И сам ротмистр Косс, эти елозящие пальцы,
колкие глазки... И всё выспрашивает: кто к Хворостининым ходит да зачем ездит? К чему бы
ему знать это? Лазутчик он, сыщик?.. Теперь, говорят, их всюду много – государевы, мол,
глаза и уши. Ах, нечистый его задави!.. Нет, полно!.. Не пойдет к нему князь Иван и в это
воскресенье. Да и в уличке людной двор его. А в воскресенье людей и того, поди, больше на
полянке перед погорелым Николой!.. Чай, по обычаю: молодки пляшут, мужики на кулачках
бьются, скоморохи колесом ходят и всяко ломаются.
Андрей Иванович провалялся на лавке на перине дней пять. Уже в четверг ему стало
легче, а в пятницу он в шубе сидел на крыльце, парил на солнышке старые кости да
любовался голубиными стаями, которые выплескивались одна за другой из соседнего двора.
А князь Иван в огороде, возле малинника, на пеньке гнилом, стал снова листать и
перелистывать свою латинскую книгу, «великий географус», как наименовал ее дошлый
ротмистр Косс.
Дня три спустя, когда Андрей Иванович уже снова обходил дозором свои владения да
постукивал тростью своею по кадкам, по бочкам, по ободьям колес, а то и по спинам
замешкавшихся холопов, князь Иван на своем буром жеребчике выехал за ворота. Конек
припустил весело сквозь нагретую солнцем пыль по трухлявым брусьям, настланным на
дороге, мимо плетней, церквушек, кабаков, покойников, по тогдашнему обычаю
выставленных на перекрестках, и лавочников, расположившихся там и сям в берестяных
своих шатрах. «Малая Болвановка – так, кажется, сказал ротмистр Козодавлев? Малая
Болвановка, капитан Феликс Заблоцкий?»
На мосту к князю Ивану сунулся сторож за мостовым сбором. Князь Иван уплатил ему
1 Киса – мошна, кошелек.
две деньги1 за проезд через мост да за скорую езду алтын штрафу. Через стрелецкую
слободку без дани не пропускал никого детина, карауливший с иззубренным бердышом2
стрелецкую околицу. Князь Иван откупился и здесь и выехал к топкому берегу, где за
поворотом ветер сразу дохнул смолою, прелою паклею, отсыревшим в воде строевым лесом.
Навстречу ватага за ватагой брели бурлаки, поднимая вверх по реке суда с вяленой рыбой и
солью. У одного причала стояло синее судно, по которому похаживала крашенная киноварью
борода – персидский, должно быть, купчина. Краснобородый таращил бельмы и покаркивал
на татар, сгружавших на берег пахучие какие-то кипы. «Персия, – подумал князь Иван. – То-
то как пахнет от всякого зелья!..» И, повернув к монастырю, он мимо Пятницкой церкви
выбрался наконец на Болвановку искать польский двор против старой кузни.
Но на Болвановке кузниц этих, старых и новых, была целая улица, которая так и
называлась Кузнецы. Ремесленные ребята трезвонили тут так по наковальням, что под стать
красному звону с московских колоколен. Рейтары, побренькивая шпорами, подводили к
кузницам прихрамывающих лошадок, и ковали принимались им стругать сбитые копыта.
– Дружище, – обратился князь Иван к куцеватому мужику с жилистыми руками едва не
до колен, – не скажешь, где тут иноземец Заблоцкий, шляхтич?..
Мужик бросил в темную дыру кузницы клещи, которые держал в руках, раскорячил ноги
и молвил:
– Это который же шляхтич?
– Двор тут у него против старой кузни.
– Двор, говоришь?.. Да тут шляхты всякой по дворам не счесть. Кормовая она, шляхта,
государева. Нынче в городе жита четверик почем платят?
– Не скажу тебе, не приценивался.
– По шести алтын без двух денег четверик!.. Вон оно, житьецо!.. Одно слово –
подслепое.
– Почему ж подслепое? – удивился князь Иван.
– А то как же? Подслепое. Сам понимай: в темноте мы тут по кузням зеваем, от дыму
чихаем; только всего и радости, что на боку потешимся да по брюху пустому почешемся. А
шляхта – она кормовая, государева.
– Где ж она, шляхта?.. Заблоцкий, Феликс Заблоцкий?.. Говорили, против старой кузни...
– Проедешь пятую кузню, – объяснил наконец коваль, – против шестой увидишь двор в
бурьяне да бурьян же на избяной завалине.
Всадник провел каблуками по ребрам коня.
– По шести алтын без двух денег, – завздыхал опять мужик. – Житьецо подслепое...
Но князь Иван уже не слыхал его жалоб. Он только считал кузницы, мелькавшие по
дороге. Отсчитал пять и против развалившейся шестой сиганул через канаву в ничем не
огороженный двор, в густой лопух, в высокий бурьян, человеку по пазуху, коню но сурепицу.
X. ПАН ФЕЛИКС ЗАБЛОЦКИЙ
На дворе не было ни души; только пегая чья-то лошадёнка стояла понуро у самой
завалины и обхлестывала себе хвостом спину и брюхо.
Князь Иван слез с коня и прислушался. Ручеек бормотал близко или это с глиняной
дудочки падали в тишину звонкие капли?.. Да, дудочка. В горнице, за открытым окошком,
занавешенным голубым пологом, дудочка в руках невидимого дударя щебетала и жалобилась
и рассыпалась дробными-дробными трелями. «Хитро! – подумал князь Иван. – Куда как
дошлы эти иноземцы!» Но дудочка смолкла, и уже человеческий голос залился за голубою
занавескою:
В каждом часе, в счастье, как и в несчастье,
Я буду тебе верен.
И на двор из-под занавески высунулась хохлатая голова светлоусого пана.
1 Деньга – мелкая серебряная монета, равнявшаяся 1/2 копейки. Шесть денег (или три копейки) составляли
алтын.
2 Бердыш – (как и алебарда) – оружие на длинном древке, сочетание топора и копья.
«Шляхтич... – мелькнуло у князя, стоявшего на солнцепеке посреди двора, возле бурой
своей лошадки. – Вон и хохол у него на голове». И, сняв шапку, князь Иван поклонился
звонкоголосому певцу.
– День добрый, пан боярин, ваша милость, – молвил шляхтич. Он тряхнул алмазными
серьгами, блестевшими у него в ушах, и добавил: – Коли боярину пришло в голову, что тут в
моем бурьяне спряталась его зазноба, то тут-таки ее нету. Ха-ха-ха!..
Князь Иван не сразу и понял шутку смешливого поляка, но, догадавшись, о чем было его
слово, даже рукою махнул в досаде:
– Да нет!.. Что ты? Не то мне... Надобно мне тут шляхту. . Заблоцкий... Пан Феликс
Заблоцкий...
– Заблоцкий? Ха!.. Это я и есть пан Феликс Заблоцкий! Прошу вашу милость.
И пан в польской епанче, накинутой поверх исподнего платья, резво выскочил на