В армии существует неписаное правило: ни на что не напрашиваться и ни от чего не отказываться. А вот Наталья Никитична такое правило сочла ошибочным. Она была убита горем.
— Дожил до чудес, Берзарин! Мало ему забот на курсах! — причитала супруга. — Нянькой для гарнизона иркутского определяют. До сих пор он в двенадцать часов ночи с работы приходил. А теперь? Дочка воспитывается без отца.
Впервые в семье произошла серьезная размолвка. Потом жена отошла, смирилась со своей участью. Замуж вышла по любви, не насильно выдали. Не домосед он. Не на развлечения тратит время. Кроме работы и семьи у него ничего нет. А семья ему бесконечно дорога.
И стал Берзарин военным комендантом Иркутска. Теперь ему дело до всего, что происходит в войсках гарнизона. Спокойно порассуждав наедине с собой, Николай Эрастович согласился, что в чем-то Наташа права, упрекая его в невнимании к семье, он, Берзарин, продлил свой рабочий день до неприличия. Берется за то, что должны делать другие. У него же есть подчиненные! Не все полностью загружены работой. Некоторые не умеют найти себе дело. Другие просто обленились. Третьи, как говорится, дома работают, а в служебном кабинете отдыхают.
Берзарин вспомнил формулу, которую услышал давным-давно, записываясь в армию добровольцем: «Не знаешь — научим, не хочешь — заставим!»
Он поручил заместителю секретаря партийной организации сделать на общем собрании доклад на эту тему. В докладе выдвинуть задачу: повысить культуру работы каждого. И тогда бескультурью придет конец — прекратятся ночные бдения. Они — плод бескультурья. Назвали нерадивых.
Эффект от собрания был исключительным. Те, кого пристыдили на собрании, поняли, что руководство курсов всеми способами покончит с разгильдяйством. И уже очень скоро Берзарин почувствовал, что заканчивать пребывание в своем штабе можно на час-полтора раньше. В дальнейшем, тщательно проверяя исполнение графиков и распоряжений, он заставил всех еще больше подтянуться. В комендатуру Берзарин подобрал таких людей, которые старались все делать своевременно, не ожидая понуканий и наталкиваний.
Возвращаясь с работы пораньше, Берзарин стал с Наташей и Ларочкой выходить на прогулки, в кинотеатр. Однажды рассказал им, как он борется с курением. Борется так: увеличивает число спортплощадок.
Наташа посоветовала:
— Ты, Николай, ребятам в ларьки побольше леденцов и карамелек завози. И увидишь, что кто-то откажется от вонючих самокруток…
Сам он выкуривал в день по две-три папиросы в качестве некоего «лекарства» для душевного равновесия. Брал папиросу в зубы за компанию с товарищами. Наташиного совета послушался. Распорядился изменить ассортимент продуктов в военторговских ларьках. Сладости там появились. И заметил вскоре, что заявки в военторг на табачные изделия чуточку сократились. Обнадеживающие перемены.
Здоровый быт — прекрасно. Но не для всех. Нашлись в гарнизоне злопыхатели, хихикавшие: «Этот комендант — выскочка, докатится до введения американского “сухого закона”. Не выйдет у него! Здесь Сибирь, а не Филадельфия». Полетели и тайные доносы в Москву, информировавшие о «подозрительном поведении» Берзарина. К счастью, не всем наветам давался ход и они попадали в долгий ящик — куда направлять их и полагается.
К коменданту и его персоналу, особенно к патрулям, стали относиться с уважением, а нерадивые — со страхом. Те, кто был в военном городке или на учениях в поле, ничего не опасались. А окажись ты на улице индивидуально, в общественном месте? Там хозяин — комендантский контроль. Патрулям было рекомендовано следить, чтобы военнослужащий имел уставной внешний вид: одет, обут по форме, в общении с окружающими корректен. Чтобы все военные учреждения — управления, отделы, лазареты и т. п. работали согласно распорядку дня и с соблюдением графика. Под присмотром комендатуры оказались все питейные заведения, рестораны, столовые. Нарушителями порядка там оказывались в основном военные отпускники. Иному так хочется там покуражиться! Патрули такого не позволяли.
В довоенное время, да и после иметь дело с военными, нарушающими общественный порядок, имели право только армейские чины. Милицейским чинам при встрече с военным, равным и старшим по званию, позволялось только откозырять. И не больше. Иначе — получишь по физиономии. Это и не осуждалось. Не лезь в чужую епархию! Прибегали к этой мере часто бывшие хулиганы и персонажи, хлебнувшие тюремной баланды.